Юрий Щекочихин - Армия жизни

Визит, письмо, кабинеты: один, второй, третий; снова письмо, телеграмма, телефонный звонок, поездка в Кимры: может, там кто-то вспомнит Сергея во время последней остановки «Рыбинска»? И снова хождение по инстанциям. Порог за порогом, кабинет за кабинетом. Лидия Тимофеевна требовала: выясните, может, на теплоходе была авария? Может, Сергей исчез раньше, чем появились запись в вахтенном журнале? Может, он стал жертвой преступления? В ответ неопределенное: «Разбираемся».

Но что же происходило тем временем в «инстанциях»?

Они спорили, кому же искать пропавшего курсанта.

Директор техникума показал мне два удивительных документа. Оказался бы сейчас другой повод, не стоял бы на нашей истории знак трагедии, можно было бы их высмеять, написать легкий фельетончик, в очередной раз удивиться терпеливости бумаги и обыкновенному чиновничьему равнодушию тех, кто эти бумаги подмахивал. Но сейчас не до смеха.

В ноябре техникум, вслед за родителями, решил выяснить, каковы же результаты розыска Сергея, обратились в отделение милиции по его месту жительства и получили следующий ответ, датированный 15 ноября: «На ваше письмо, адресованное в 87-е отделение милиции г. Москвы, Бабушкинское районное управление внутренних дел сообщает, что розыск без вести пропавшего Сергея Ивановича, 1965 года рождения, проходившего производственную практику на т/х „Рыбинск", осуществляет УВД Вологодского облисполкома».

Тогда, может быть, Вологда даст ответ, что с Сергеем? На ответе стоит дата — «21 ноября». Ответ гласит: «Розыскное дело на без вести пропавшего находится в 87-м отделении милиции г. Москвы».

Вот что, оказывается, происходило в тех самых «инстанциях», пока родители Сергея писали письма, посылали телеграммы и обивали пороги кабинетов. Бумаги путешествовали, почти как в старой пьесе: из Москвы — в Вологду, из Вологды — в Москву. На бумагах ставились даты, бумаги скреплялись разнообразными подписями, запечатывались в конверты, а время шло. Время шло неумолимо, все дальше и дальше отходил в прошлое тот сентябрьский полдень. Все меньше шансов оставалось на то, чтобы истина была установлена: ее заметало время. Заканчивалась навигация, распускались по домам экипажи, тонкая корка льда покрывала Рыбинское водохранилище. Кто теперь разгадает тайну?..

Мы шли по следам расследования происшествия на «Рыбинске». Встречались, с кем получалось встретиться, искали документы, которые могли найти. В Москве, в Ярославле, в Вологде. И чем больше накапливалось свидетельств, тем чаще и чаще возникал вопрос: да считает ли кто-то себя виноватым в этой истории?

Виноватым? Ясно, ЧП! Понятно, парень пропал: горе для родителей, беда, которую и сравнить-то не с чем, разве что с точно такой же. Но не по злому же умыслу действовали участники горе-поиска, чтобы обвинять их в умышленном бездействии, не имели, не могли они иметь что-то лично против Сергея (и в глаза его никто не видел).

Больше того! Спроси сейчас любого человека, причастного к поискам Сергея, и каждый, если вспомним, скажет, что он-то лично сделал все, что мог, да еще обидится, услышав хоть какие-то обвинения в свой адрес.

Московское речное пароходство организовало интенсивные поиски — траление дна. Вологодская транспортная прокуратура возбудила уголовное дело. Милиция завела дело розыскное. Что же еще?

И даже то, что траление началось лишь на исходе октября по многочисленным жалобам матери, что уголовное дело прокуратуры было возбуждено лишь 18 октября, после обращения родителей в прокуратуру СССР, что, наконец, только 1 декабря милиция завела розыскное дело — даже подобной волоките можно найти объяснение. Стоит подобрать объективные причины, оформить их словами — и готово. Вот и выход: никто не виноват в том, что Сергея искали не так, как следовало искать человека, попавшего в беду.

Мы спросили у начальника пароходства, почему только 25 октября этот «вопрос рассматривался» на совещании, только в конце октября началось траление? Ведь сколько воды утекло с того трагического дня сентября, и хоть не был Сергей опытным речным волком, гордостью пароходства, но все-таки свой — моряк. Даже фотография его висела на «Рыбинске» в числе лучших. Да даже если бы и не висела! Начальник пароходства объяснил: все делали как надо, командировали тут же на судно инженера по технике безопасности, проверили, установили, что вины администрации судна в происшедшем нет, — и все. Сколько дел кругом! Планы, перевозки, грузы. Мать стала жаловаться — рассмотрели вопрос. Послали тральщика. Что же еще? Свое, как говорится, отработали. Какие могут быть претензии?!

Вологодской транспортной прокуратуре — той легче. Как же она могла заниматься происшествием на «Рыбинске», если Череповецкое водное отделение милиции происшествия нигде не зафиксировало? Узнали о том, что случилось, уже из центра, из Москвы. Как узнали, так и начали искать. Осмотрели теплоход, расспросили экипаж, обнаружили, что исчезли на теплоходе гиря и цепь, возбудили дело по статье, предусматривающей ответственность за доведение до самоубийства. Поздно, конечно, время упустили, но что делать…

Наверное, виноват начальник водного отделения милиции, который попросту сбагрил дело в Москву? В Москве удивились. Как же так? Что, коллега неграмотный, что ли? Есть инструкция, по инструкции положено розыскное дело начинать по месту происшествия, а не по месту жительства. Почему же продержали материалы в Москве целых полтора месяца? Время-то уходило, драгоценное время! В райуправлении внутренних дел Москвы мне объяснили, что положено было сделать «то» и «это», записать в одну книгу, подшить в другую, подписать, зарегистрировать, запечатать в конверт. На все нужно время. Что спрашивать с москвичей за чужую вину? Спросите с вологодцев.

Ну а майор, который и начал непростительную цепочку ошибок? Чем можно оправдать его поступки? Да и можно ли? Оказывается, можно. В ответ на гневное письмо прокуратуры Вологодской области, в котором он обвинялся в грубых нарушениях уголовно-процессуального кодекса, и.о. начальника Вологодского управления внутренних дел сообщил, что майор строго предупрежден. За то, что происшествие на «Рыбинске» было не зарегистрировано, по существу, скрыто, начальник водного отдела милиции отделался смехотворным «строгим предупреждением» — мерой наказания, даже не предусмотренной дисциплинарным уставом органов внутренних дел. То есть липовой. В общем, пожурили. И объяснили, почему наказали так мягко. У него, как указывает его руководитель, есть обстоятельство, смягчающее вину: «В занимаемой должности он работает непродолжительное время». А если бы работал «продолжительное»? Написал бы: «Учитывая опыт работы»?