Юрий Щекочихин - Армия жизни

Зов

Утром в понедельник 19 сентября Лидии Тимофеевне сообщили, что ее сын Сергей, восемнадцатилетний курсант речного техникума, с весны проходивший практику на теплоходе «Рыбинск», таинственно исчез. «Что значит исчез?» — переспросила она, не понимая, о ком, о чем сообщает ей незнакомый голос по телефону. «Да так и исчез. Среди бела дня».

Случилось это и в самом деле посреди яркого и солнечного сентября, когда теплоход, выгрузив лес, плавно рассекал воды водохранилища.

Что могло с ним случиться? Стал ли он жертвой несчастного случая? Или преступления? Нечаянно упал за борт, незаметно для других покинув машинное отделение? Или бросился в воду намеренно?

Сергей заступил на вахту в полдень 18 сентября. В 12.40 доложил вахтенному начальнику, что приборы, за показаниями которых он следил, работают нормально, и снова спустился в машинное отделение.

С этой минуты Сергея больше никто не видел. Он исчез. Вот так, прямо по ходу теплохода.

Вахтенный начальник записал в вахтенном журнале: «13.45. В районе острова Каргач был вызван вахтенный рулевой-моторист в рулевую рубку. На вызов не явился. Капитан встал за руль, а я произвел обход судна. Вахтенного моториста на теплоходе не нашли».

Вот и все подробности таинственного происшествия.

Но родители Сергея не знали еще и этой малости, когда ловили такси, мчались на вокзал, доставали билеты, стояли, прижавшись к вагонному окну, не видя, что там, за окном.

В город поезд пришел в час ночи. Их никто не встречал. Расспросили, как добраться до порта. Катерок подбросил до «Рыбинска». Поднялись на борт. Перед ними открыли дверь каюты Сергея: вот вещи, вот книжки, вот продукты, которыми снабдили сына в дорогу двумя неделями раньше, когда он забегал домой между рейсами, почти все продукты почему-то оказались нетронутыми. Все напоминало Сергея, будто он только-только захлопнул дверь каюты.

А где же он? Что могло с ним случиться?

Сколько раз мы читали, как ради одного-единственного человека, потерявшегося в море или заблудившегося в тайге, отрывали от работы сотни людей, поднимали в воздух вертолеты, меняли маршруты теплоходов, ни на минуту не задумываясь, рентабельно это или нет, «оправдано» или не очень. Пусть и план какой-нибудь при этом горел, но такое высокое выковывалось в пламени горящих производственных показателей — человека ищут! — что даже у самого душевно черствого служаки, оценивающего жизнь лишь колонками статистических выкладок, не поднималась рука перечеркнуть словом «план» слово «человек».

К понедельнику 19 сентября о том, что Сергей таинственно исчез, знали уже все, на кого по долгу службы свалилось неожиданное известие: в техникуме, в пароходстве, в водном отделе милиции. И что же? Поднялись в небо вертолеты? Надели скафандры водолазы? Тревожные приказы: «Оперативная группа, на выход!» — раздались в коридорах милиции? Прервались важные совещания? Замедлили свой бег «входящие» и «исходящие» бумаги?

Начну по порядку… в той последовательности, как и развивались события после того, как Сергей исчез.

До рассвета просидели родители в его каюте. Тишина стояла над водохранилищем, тихо было и на теплоходе: немногочисленный экипаж — 9 человек — спал. Утром родителей доставили на катере в порт, показали, как найти милицию. Зашли, услышали, что начальник водного отделения милиции занят. Подождали. Майор встретил почему-то хмуро и неприветливо, будто сын, Сергей, что-то такое совершил. «Разберемся», — сказал начальник и демонстративно посмотрел на часы, кивнул на дверь. Снова вернулись на теплоход. Там сказали, что надо освободить каюту сына. Начали торопливо собирать вещи. Подошел какой-то парень, спросил, зачем берут книги: «Сергею-то они больше не понадобятся».

Снова оказались на берегу: вокзал, билет, вагон, Москва.

Где сын? Что с ним?

Впервые в жизни вот так, надолго — на целых полгода практики — оторвался он от дома. Когда провожали в первый рейс, волновались: выдержит ли, не испугается, не потеряется ли на волнах жизни?

С нетерпением ждали каждый его приезд, хоть на день, хоть на час. Встречали на берегу, поднимались по трапу на теплоход, открывали дверь его каюты. Капитан как-то сказал: «Что это вы его так опекаете? Не маленький уже!» Но для родителей сын оставался маленьким, домашним, неприспособленным, по их мнению, ко всяким жизненным передрягам. Радовались, когда слышали: «Хороший парень, исполнительный, дисциплинированный». Таким воспитывали. Переживали, когда услышали однажды от опытного речного волка: «Что это он у вас такой домашний? Ему надо научиться кусаться!» Соглашались: да, надо, конечно, и «кусаться». Но как этому научиться?! Подозревали, что сыну приходится нелегко: слишком замкнутый, слишком молчаливый. Но верили: вокруг взрослые, помогут, не дадут в обиду.

Но знали ли правду, как ему жилось на теплоходе? Что происходило в его душе? Такой ли оказалась жизнь на корабле, какой представлялась ему еще в детстве, когда гонял плоты по Яузе?

И когда все произошло, вспомнили и недомолвки в разговоре, и молчание в ответ на прямой вопрос: «Не обижают ли тебя?», и это — «не умеет кусаться».

Теплоход «Рыбинск» тем временем вернулся в Москву, в Южный порт. Упросили следователя водной милиции допросить членов экипажа. Московский следователь успел допросить троих. На большее не хватило времени: в ту ночь теплоход снова ушел в рейс. Мать Сергея позвонила заместителю главного инженера Московского речного пароходства по охране труда и технике безопасности, спросила, почему же после ЧП не задержали теплоход, не выяснили все до конца. Услышала в трубке: «Ну и что? Из-за вашего сына вся работа должна была остановиться?!» И — короткие гудки.

Так прошла первая неделя с того злосчастного понедельника.

Когда я впервые слушал рассказ Лидии Тимофеевны у нас в редакции (а на дворе уже стоял декабрь и сколько кабинетов обошла она за это время!), подумал о том, что не могло так быть, что беда заволокла ей глаза и говорит сейчас ее голосом, что наверняка останавливались теплоходы и поднимались в воздух вертолеты, что кто-то так, как и она, до сих пор не спит ночами, а если и спит, то, разбуди его среди сна, спроси: «Вы помните, как начался для вас понедельник 19 сентября?!» — ответит не задумываясь: «С ЧП на „Рыбинске"». И если говорит Лидия Тимофеевна о том, как измотали, измучили ее безрезультатные хождения по инстанциям, то это опять же следствие непроходящего душевного потрясения, а «инстанции» — то уже давно приняли все меры для установления истины!

Но декабрьская поземка мела за окном редакции, и выходило, что ответ на вопрос: где Сергей? — до сих пор не получен. Неужели такой неразрешимой оказалась загадка исчезновения?