Катриона Иннес - Кэйтлин и Купидон

Я открываю «Инстаграм» и заглядываю на страничку Морвены – на самом свежем фото она сидит в позе лотоса и держит в ладони два нежно-розовых кристалла цвета сахарной ваты. «Открываю сердце для любви, открываю душу для любви! Я чувствую, что она уже где-то рядом!» – гласит подпись. Я дважды кликаю по фото, ставлю лайк и печатаю под ним комментарий: «О, определенно рядом!», добавляю подмигивающий смайлик и тут же жалею об этом.

Я начинаю что-то напевать – кажется, песенку Тейлор Свифт, которую слышала по радио. Темный туман, окутывавший мой мозг, почти исчез, как будто вытек наружу через уши. Я поступила правильно, уйдя от мамы. Выполнять свою работу, жить той жизнью, которую для себя построила, – это тоже правильно. Я не должна чувствовать вину, когда позволяю себе маленькие удовольствия, думаю я, открывая еще два непрочитанных сообщения. Они от Стью. «Привет, Эйд пытается вытащить меня куда-нибудь сегодня вечером, но как-то странно отмечать успех твоего бизнеса без тебя… Пойдем?» Второе отправлено час спустя: «Боже, теперь она убеждает меня поехать в “Вавилон”. Я пойму, если ты не появишься тотчас. Но если ты захочешь спасти тридцатипятилетнего мужчину от пытки ретро-баром, пожалуйста, приходи!» И мое сердце пускается в пляс от пьянящей смеси возбуждения и ожидания, от чего-то такого, что я не чувствовала очень давно. И я пытаюсь отогнать от себя чувство вины, которое также начинает копошиться в душе, когда пишу в ответ: «Уверена, что один бокал мне не повредит».

Лицо Гарри было красным от духоты в палатке из одеял, а я смеялась от уютного чувства, что никто не знает, где мы, – хотя мы находились посреди гостиной. Теперь я слизываю соль с ободка стакана – ощущая резкий вкус крупинок грубого помола на языке. Воспоминания подступают ко мне, когда я зажмуриваюсь и одним глотком опрокидываю текилу в горло, чувствуя знакомый жар, охватывающий изнутри. Я запиваю ее соком лайма и торжествующе ухмыляюсь, глядя на Стью и Эйд. Стью поперхнулся, но Эйд невозмутима. Она выглядит так, словно просто осушила стакан воды.

– Молодцы! – говорит она, хватая нас за руки. – А теперь, Кэйтлин, когда ты это сделала, – позволь показать тебе причину, по которой я выбрала «Вавилон».

Она тащит нас к выходу, лавируя среди толпы в баре. Сегодня «вечеринка девяностых», и мы проскакиваем мимо мужчин в расстегнутых на три пуговицы рубашках, натыкаемся на женщин в колючих платьях с блестками, с некогда идеальным макияжем, теперь размазанным черными кругами вокруг глаз.

– Эйд! Мое пальто! – стараюсь я перекричать вступительные аккорды песни «Субботний вечер», пока толпа народа с визгом спешит в сторону танцпола.

– Мы всего на минуту! – отвечает она, и мы послушно трусим за ней сквозь морозный воздух, от которого мои руки мгновенно покрываются мурашками.

– Стью! – командует она. – Завяжи ей глаза!

– Чем? – саркастически интересуется он, пока я протестую. Он разводит руками, указывая на свое тело, – на нем только джинсы и красная футболка, и я вижу слабые очертания его пресса там, где ткань прилегает к животу. Я опускаю взгляд к своим ботинкам.

– Тогда закрой руками! – говорит Эйд, и поскольку с ней невозможно спорить, он покоряется.

– Иди сюда! – подзывает он меня, что я и делаю – послушно, но неуклюже, нечаянно наступив ему на ногу, когда он смыкает огромные ладони вокруг моего лица. Я чувствую его дыхание на шее.

И слышу, как Эйд говорит: «Сюда!», пока он подталкивает меня немного дальше по улице. Текила ударяет мне в голову, и я начинаю хихикать. Видишь, хочу я сказать маме. Посмотри, я в полном порядке!

– Вот! – говорит Эйд.

Я слышу, как Стью тихонько присвистывает под нос:

– Ух ты! – Затем он убирает руки.

Я открываю глаза и сразу прищуриваюсь, приспосабливая зрение к тому, что вижу: яркий белый свет, проникающий, кажется, прямо в мой череп. Это прямоугольный рекламный плакат на автобусной остановке напротив заправки, и на нем мое лицо – ну, вернее, одна из его сторон – потому что я повернула голову, глядя снизу вверх в глаза Гарри. Мы оба улыбаемся так, что меня почти невозможно узнать, мои волосы свободными волнами ниспадают вокруг лица, и мы окружены таким количеством бабочек, что они выглядят как мазки кисти на портрете. «Найдите любовь, от которой бабочки в животе!» – гласит постер, и по нижней стороне – новый адрес моего веб-сайта.

– О Боже, – бормочу я. Мои ноги вдруг ослабели, меня покачивает из стороны в сторону.

– Ах, как она ошеломлена! – говорит Эйд, и каким-то образом мне удается выдавить из себя улыбку. – Это компромисс! – продолжает она. – Блестящая рекламная кампания, но никакой специальной фотосессии. – Она хлопает в ладоши. – Мы получили больше сотни новых заявок только за сегодняшнее утро!

Стью начинает что-то рассказывать о сайте, обещая продемонстрировать все завтра. Его слова влетают мне в одно ухо, а из другого вылетают. Я просто стою, замерев и не сводя взгляд с плаката, на котором Гарри смотрит на меня так, будто наткнулся на драгоценный камень.

– Так и не смогла до него дозвониться, – сообщает Эйд, с досадой махнув рукой. – Но я все равно решила действовать! Получилось отлично, и это выведет тебя на новый уровень! Он не сможет злиться, если вы с ним станете миллионерами.

– Ну, это маловероятно, – говорю я с застывшей улыбкой на лице.

– А теперь, – визжит Эйд, – мы должны это отпраздновать!

Я иду за ними обратно по улице, слегка ошарашенная, пока мигающие разноцветные огни и грохочущая песня «Добавь в свою жизнь перца» не помогают мне осознать, что мы опять в баре.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – осведомляется Стью, касаясь моей спины. И оттого, что больше нечего сделать или сказать; и потому, что я здесь ради того, чтобы развеяться – я киваю.

– Я закажу нам шампанского! – говорю я, уже представляя пузырьки, щекочущие язык.

– Тебе не подадут шампанского в «Вавилоне», Кэйт, не будь такой наивной! – взвизгивает Эйд, прежде чем повернуться к бармену: – Три «змеиных жала», пожалуйста. Платит она!

Затем она срывается с места и решительно шагает к какой-то женщине в черной юбке-карандаше и белой блузке, залитой спереди красным вином.

Стью морщится:

– Напомни еще разок, зачем мы в этой дыре?

– Полагаю, из-за того, что где-то снаружи огромный постер с моим лицом, – указываю я через зал. На танцполе кого-то стошнило, и барменша, которой с виду едва исполнилось девятнадцать, борется с этой лужей. Ядовито-желтая швабра выше, чем она сама. – Высокий класс, Кэйтлин. Так держать!

– Эй, – произносит он, забирая наши напитки и увлекая меня в уголок потише. – Сперва автобусная остановка в Шеффилде, а потом билборд на Таймс-сквер! – Наступает короткая пауза, пока мы отпиваем по глотку из наших бокалов. – Но ты действительно не против всего этого? Я пытался сказать Эйд, что сперва тебя надо предупредить.