Кейси Маккуистон - Красный, белый и королевский синий [litres]

Он объясняет, что поворотный момент наступил этим летом, когда он увидел Ричардса, заявлявшего в эфире о программе молодежного конгресса. Он понимал, что, получив больший доступ, сможет найти и слить доказательства злоупотребления им своими полномочиями. Даже если Луна и был слишком стар, чтобы соблазнить Ричардса, он мог обыграть его, убедив в том, что не верил в победу Эллен и что сможет обеспечить тому голоса латиноамериканцев и центристов в обмен на власть.

– Я ненавидел себя каждую минуту, что проработал в той кампании, но провел все время в поисках улик. Я был близок. Я был так поглощен этим, так сосредоточен, что… Я совсем не заметил слухов о тебе. Я не имел ни малейшего представления. Но когда все всплыло наружу… Я все знал, просто не мог этого доказать. Однако у меня был доступ к серверам. Я многого не знаю, но повидал достаточно в свои юные бунтарские дни, чтобы знать парочку людей, которые могли организовать слив. Не смотри на меня так. Я не настолько стар.

Алекс хохочет, и, глядя на него, Луна тоже начинает смеяться. Душу накрывает облегчение, словно свежий поток воздуха врывается обратно в комнату.

– В общем, отослать все тебе и твоей матери было самым быстрым способом разоблачения, и я знал, что Нора сможет с этим справиться. И я… я знал, что ты все поймешь.

Он делает паузу, посасывая конфету, и Алекс решается задать вопрос:

– Мой отец был в курсе?

– О том, что я – тройной агент? Нет, об этом не знал никто. Половина моих сотрудников уволилась, потому что ни о чем не подозревала. Моя родная сестра не разговаривала со мной несколько месяцев.

– Нет, я о том, что Ричардс сделал с тобой.

– Алекс, твой отец – единственный живой человек, которому я когда-либо все это рассказывал, – отвечает Луна. – Он взялся помочь мне тогда, когда я не позволил этого никому другому, и я никогда не переставал испытывать к нему благодарность. Но он хотел рассказать всем о том, что Ричардс сделал со мной, а я… не мог этого допустить. Я сказал ему, что это риск для моей карьеры, на который я не могу пойти. Но, честно говоря, я не думал, что то, что произошло с одним мексиканским парнишкой-геем двадцать лет назад, каким-то образом повлияет на его дела. Я не думал, что кто-то вообще мне поверит.

– Я тебе верю, – без промедления возражает Алекс. – Хотел бы я, чтобы ты просто рассказал мне тогда обо всем, что делаешь. Ну или вообще кому-нибудь.

– Ты бы попытался остановить меня, – отвечает Луна. – Все вы попытались бы.

– Ну… Раф, это был чертовски безумный план.

– Знаю. И я не знал, удастся ли мне исправить весь тот вред, что я причинил, но, честно говоря, мне было плевать. Я сделал то, что должен был. Ни за что на свете я бы не позволил Ричардсу победить. Вся моя жизнь – борьба, и я боролся.

Алекс обдумывает его слова. Он может понять Луну: все это перекликается с его собственными размышлениями. Он размышляет о том, о чем не позволял себе думать с той самой поездки в Лондон, – о результатах экзаменов на юридический, спрятанных в столе спальни в запечатанном конверте. Как же ему сделать все то добро, что он может совершить?

– Кстати, прости меня, – говорит Луна, – за все, что я тебе сказал. – Ему необязательно уточнять, что именно. – Я был… не в себе.

– Все в порядке, – отвечает Алекс, и он действительно так считает. Он простил Луну еще до того, как вошел в его кабинет, однако ценит его извинения. – И ты прости меня. Но все же я надеюсь, ты осознаешь, что, если еще раз назовешь меня «малец», я в буквальном смысле надеру тебе задницу.

Луна искренне хохочет.

– Слушай, ты встрял в свой первый сексуальный скандал. Вылезай уже из песочницы.

Алекс одобрительно кивает, потягиваясь в кресле и сложив руки за головой.

– Чувак, хреново, конечно, что все так сложилось с Ричардсом. Даже если ты разоблачишь его сейчас, натуралы обязательно выставят ублюдка-гомофоба за латентного гомосексуалиста, чтобы просто умыть руки. Будто в девяноста девяти процентах из ста они не обычные старые и ненавидящие все живое лицемеры.

– Ага, особенно учитывая то, что, видимо, я был единственным стажером мужского пола, которого он затащил в отель. Он поступал, как любой чертов хищник, – его поступки не имеют ничего общего с сексуальностью, а всецело связаны с властью.

– Собираешься что-то заявлять? – спрашивает Алекс. – В ближайшее время?

– Я много об этом думал. – Луна наклоняется к нему. – Большинство людей уже догадались, что источник утечки – я. И, думаю, рано или поздно кто-нибудь придет ко мне с обвинением с истекшим сроком давности. Именно тогда мы и сможем открыть расследование в конгрессе. Это будет мой звездный час. Тогда все это будет не зря.

– Кажется, ты сказал «мы»? – спрашивает Алекс.

– Что ж, – отзывается Луна. – Я и еще кто-нибудь с юридическим опытом.

– Это намек?

– Это предложение, – отвечает Луна. – Но я не собираюсь указывать, что тебе делать со своей жизнью. Я и так слишком занят, разгребая собственное дерьмо. Взгляни. – Он закатывает рукав. – Никотиновый пластырь, сучка.

– Не может быть, – произносит Алекс. – Ты реально бросаешь?

– Я обновленная личность, не обремененная демонами прошлого, – торжественно отвечает Луна, делая онанистский жест рукой.

– Вот ты ублюдок, я горжусь тобой!

– Hola, – слышится голос из дверей офиса.

Это отец Алекса, в футболке и джинсах, с упаковкой из шести банок пива в руке.

– Оскар, – произносит Луна, ухмыляясь. – Мы только что обсуждали то, как я подорвал свою репутацию и разрушил собственную политическую карьеру.

– Ага, – отвечает тот, подтаскивая еще один стул к столу и раздавая им по банке пива. – Звучит как работенка для Los Bastardos .

Алекс вскрывает свою банку.

– Еще мы можем обсудить, как мои действия, возможно, стоили маме победы на выборах, потому что я – тот бисексуальный человек-катастрофа, который единолично разоблачил уязвимость приватного почтового сервера Белого дома.

– Ты так считаешь? – спрашивает отец. – Не, брось. Не думаю, что итоги выборов зависят от какого-то почтового сервера.

Алекс выгибает бровь.

– Ты уверен?

– Слушай, возможно, это было бы правдой, если бы у Ричардса было больше времени на то, чтобы посеять зерно сомнений. Но не думаю, что это так. Может быть, будь это 2016 год. Может быть, будь это не Америка, которая уже избрала женщину на самый высокий пост. Может быть, не сиди мы здесь – три придурка, ответственные за первое в истории США избрание в сенат открытого гея. – Алекс довольно фыркает, а Луна склоняет голову и поднимает банку пива. – Но все же. Станет ли это занозой в заднице твоей матери во время ее второго срока? Черт подери, да. Но она справится.

– Взгляни на себя, – произносит Луна над банкой пива. – Вот и ответ на все, не так ли?