Ян Козак - Гнездо аиста

Инспектор между тем продолжал держать речь, еще более повысив голос:

— Уверяю вас, мелкое крестьянское хозяйство — это кусок трухлявого дерева, из которого ничего не соорудишь. Вместо него партия предлагает вам колоссальный прогресс! И ведь мы совершенно ничем не рискуем — у нас есть пример и опыт колхозов. Я только что вернулся из Чичавы. Там крестьяне уже объединились в кооператив. Пора и вам принять решение. Ваша нерешительность приведет республику к голоду. Да и вас самих тоже! Ведь я же знаю — с весны до зимы вы работаете не разгибая спины и при этом живете впроголодь, глодаете кости. Вместо того чтобы есть вдоволь, работать, как на фабрике, получая отпуск, пособие по временной нетрудоспособности, а в старости твердую пенсию. Ведь мы именно этого и добиваемся для вас. Кризисы, трудности сбыта — все это в прошлом; все, что вы вырастите, государство у вас купит. И ваши дети в объединенных хозяйствах станут работать агрономами и инженерами. Вот какое пришло время… Вам самим и всей республике такая перестройка просто необходима! — закончил он убежденно.

Ну тебя с твоей говорильней! — злился Сойка. Что, все уже высказал? Ублажил себя? Только словами скалу не сдвинешь… — мысленно пререкался он с Фабером.

Пятеро на скамье, подняв головы, удивленно глядели на инспектора. Микулаш приоткрыл даже рот. Штенко что-то зашептал Бошняку, Эмиль Матух заерзал на скамье.

Инспектор торопливо обвел всех глазами.

— Вам необходимо серьезно поразмыслить о том, что наступили новые времена… все взвесить и принять наконец решение… — Взгляд его задержался на Матухе, словно бы именно к нему он обращался.

— Мне нечего взвешивать, — пробормотал Эмиль.

— Тогда что ж ты намерен делать? — крикнул Сойка.

— Ничего особенного, — ответил Матух точно так же, как прежде Гунар. — Земля ведь принадлежит тем, кто ее обрабатывает. Вы сами всегда так говорили. Вот придет мне в голову, скажем, разводить на ней гусениц тутового шелкопряда, и никому до этого дела нет.

Инспектор растерянно поглядел на Петричко.

— А земля и в кооперативе, вы говорите, будет наша? — продолжал, ухмыляясь, Эмиль. — Знаешь, Сойка, если ты у меня отрежешь, ну… сам знаешь что… и положишь мне в карман — оно останется моим… Да только никогда уж ни мне от баб, ни им от меня радости не будет…

Эге-ге, куда загнул! — подумал Петричко. Вот они какие… «Моя земля»… «Моя земля!» Ну и разводи на ней своих гусениц!.. Ты же саботажник. Ты думаешь только о своем брюхе. Тебе и в голову не приходит, что люди в городе тоже должны есть. Что ж, придется тебе помочь понять это! Если бы рабочие относились к своему делу так же, вы бы ходили голыми и босыми. «Моя земля»…

— Ты саботажник, Матух, — сказал Сойка. — Может, ты думаешь, что мы дадим тебе по-прежнему обкрадывать наше народно-демократическое государство? Ты ему и так уже слишком много задолжал.

— Я у него ничего не брал взаймы, — сказал Эмиль. — А ты его стрижешь, как овцу. Ясное дело, ты же был парикмахером?

— Что ты сказал?! — вспыхнул Сойка и рванулся к нему.

— Оставь его! — остановил его инспектор. — Этого ничем не проймешь.

— А зачем меня пронимать? Я же никогда не съем больше, чем могу. — От злости лицо Эмиля исказилось.

— Смотри у меня! Ты за все заплатишь, — пригрозил ему Сойка. — Все, что должен, — наличными на бочку. Ты у нас в руках. Мы можем тебя и в кутузку упрятать. Но поступим иначе — сперва вызовем «передвижную весну».

Пятеро на скамье встревоженно переглянулись и, казалось, еще теснее прижались друг к другу. Микулаш опустил голову, сникли Бошняк и Штенко.

Сойка с удовлетворением наблюдал, какой эффект произвели его слова. И все время поглядывал на Эмиля.

— Можешь мне поверить — мы это сделаем, — сказал он ему.

— Не сомневаюсь. Тут я тебе верю, — мрачно произнес Эмиль.

Павел вдруг почувствовал, как стремительно проносится по его жилам кровь.

Он сидел на краю ящика у стены и смотрел на тех пятерых. Да, это партизанский штаб и в то же время охотничья засада.

— Подайте заявление, — сказал инспектор. — Говорю вам: пусть даже семь потов с вас сойдет, в одиночку вам все равно никогда не сделать столько, сколько теперь требуется стране. Так можно было жить раньше, а теперь уже нельзя. Кооператив — вот единственный выход! Господи! Да разве можно желать чего-то лучшего, чем то, что мы вам предлагаем?!

— Неужели ты думаешь, что они тебя слушают? — выйдя из терпения, зло крикнул Сойка. — Они во все уши слушают только кулаков, таких, как Зитрицкий, да всяких мерзавцев с Запада. — Он наклонился над столом и, обращаясь к учителю, сказал: — Дай-ка мне, Плавчан, их карточки… Их долговые обязательства.

Плавчан сидел за столом и что-то писал. Вокруг него лежали учетные карточки и другие бумаги, которыми он все время сосредоточенно занимался. Услышав обращенные к нему слова Сойки, он поднял глаза и скользнул взглядом по Бошняку. Глаза их на мгновение встретились; Плавчан потупился и стал ворошить бумаги.

Когда он протягивал карточки Сойке, две из них упали на пол. Наклоняясь, чтобы поднять их, Сойка сказал:

— Если бы каждая карточка весила столько же, сколько все то зерно, мясо и молоко, которые эти люди должны были сдать, ее не сдвинула бы с места даже пара лошадей. Чье это долговое обязательство? Петра Бошняка. Ого-го сколько… Ну, докажи нам теперь, саботажник, что ты не хочешь войны, а хочешь мира!

— Я сыт по горло двумя войнами, — тихо ответил Бошняк, неподвижный, словно пень, и бросил мимолетный взгляд на Плавчана.

— Так ты это докажи, саботажник! — повторил Сойка. — Сдай все, что задолжал.

В эту минуту на лестнице послышались чьи-то быстрые шаги. Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась Зузка Тирпакова — с растрепанными волосами, в отоптанных, грязных туфлях.

Переступив порог, она на секунду остановилась, осмотрелась и, увидев Микулаша, решительно направилась к нему.

— Иди домой! — твердо сказала она мужу. — Чего торчишь тут с самого утра?

Зузка схватила Микулаша за руку. Все с изумлением уставились на нее. На мгновенье в комнате воцарилась мертвая тишина.

Микулаш, не отрывая глаз от жены, встал, весь дрожа, и нерешительно распрямился. С минуту раздумывал в растерянности, не вызовет ли его уход еще большие неприятности, но желание вырваться из клещей взяло верх. Зузка принесла ему спасение. Он медленно направился к двери, сперва еле волоча ноги, потом вдруг быстро прошмыгнул в дверь и исчез в темноте.

Никто не попытался удержать его. Они проводили взглядом Зузку, решительно шагавшую следом за мужем.

— Эй, ты!.. — крикнул наконец, опомнившись, Сойка.

Зузка остановилась, глаза ее горели злобой.

— Вы даже не дали им по нужде сходить, — заговорила она возбужденно. — Где же это мы, собственно, находимся? Да вас в тюрьму засадить мало!