Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Еще Муратов сетовал на состояние поблекших картин, однако он не знал, что ждет их дальше, когда во время бомбардировки 27 июля 1944-го начался пожар, который не могли потушить несколько дней. Одна из бомб пробила деревянные перекрытия крыши, уничтожив стропила и расплавив свинец. Росписи ссыпались вниз, обнажив голые стены с синопиями – изнанками собственных рисунков. Восстанавливают их до сих пор – реставрация оказывается частью и сегодняшних, наших с вами, дней. А это значит, что стадии ремонта, которые мы можем застать (и тот момент восстановления, что осенью 2017 года увидел лично я), оказываются частью индивидуального рисунка конкретного путешествия: процесс идет постоянно, и уже после моей экскурсии из мастерских на Кампосанто вернули, например, «Триумф смерти» Буффальмакко, устроив из этого 6 июня 2018 года большой праздник.

Тень оригинала, которую фиксировал мой зрачок, сокрыта теперь разноцветной мозаикой, заново сложенной из бесчисленного количества фрагментов. Теперь они закреплены многослойными наложениями материалов с пропиткой сложными химсоставами. Например, бактериями, съедающими всю органику, кроме красочного слоя. Отцы пустынники и жены непорочны

На видео показывают, какой это тяжелый и бесконечный труд, превращающий консерваторов, технологов и реставраторов в борхесовских Пьеров Менаров, по крупицам воссоздающих некогда существовавший текст.

Персонаж Борхеса заново написал «Дон Кихота», а наши современные Менары «слово в слово» переписывают произведения, создаваемые с 1360-го (первым было «Распятие» Франческо Траини на юго-западной стороне) до самого конца XV века, когда в северной стене Пьеро ди Пуччо писал «Историю бытия», а «на протяжении почти четверти версты Беноццо [Гоццоли] написал двадцать две большие фрески. Воображение его и тут оказалось неистощимым, легкая его рука и тут не знала усталости. Все удавалось ему, и все выходило у него привлекательно и занятно» 113.

На самом деле Муратов ошибается – Гоццоли написал 25 композиций, которые Вазари называет «произведением поистине потрясающим, ибо мы видим там все истории сотворения мира, отделенные друг от друга по дням».

Вазари и дальше пишет об этом цикле взахлеб, но цитату придется прервать, так как цикл Гоццоли занимает северную стену, а стенопись Кампосанто рекомендуют начинать осматривать справа от входа и против часовой стрелки, то есть с южной стороны.

И первая фреска – это «Житие святых отшельников Фиваиды» Андреа Бонайути, вполне способная соревноваться с видами «святой земли», созданными Фра Анджелико (около 1420 года, ныне в Уффици) и Учелло (около 1460 года, из флорентийской Академии).

В Верхнем Египте, недалеко от Фив, во времена раннего христианства селились первые отшельники, из-за чего Фиваида олицетворяет «землю святых людей», сложноорганизованные горные или же холмистые, почти обязательно горизонтальные и фантазийные ландшафты. Я люблю аллегорические вариации на темы «святой земли», так как особых правил их изображения не существует, вот художник и самовыражается сколько может. Бонайути открывает эту «главную пинакотеку Пизы» (случайно или нет, но полноценной картинной галереи в городе не существует) замечательной, хотя и неважно сохранившейся композицией, похожей на выцветший ковер, плавно переходящий в блеклость древних стен, точно Фиваида – вот она, здесь, по соседству с палестинской землей. Четыре стороны цвета

Знаменитый «Страшный суд» Буонамико Буффальмакко (между прочим, персонажа Боккаччо), вдохновленный сюжетами «Божественной комедии», идет следом. По центру, в медальонах, – Спаситель и Богоматерь, окруженные ангельским воинством, под ним плотными рядами сидят святые, которыми «небеса» и заканчиваются (а остатки голубого цвета только начинают литься), так как дальше (ниже) возникает сцена, заполненная разноцветными толпами ожидающих своей участи. С левой, «зрительской» (по правую руку от Христа) стороны теснятся праведники, с правой – грешники (они более индивидуализированы, между прочим), под ногами их встают на дыбы гробы да могилы, и ангелы возвещают в медные трубы о наступлении Судного дня.

Дальше-то, на следующем «полотне» и вовсе во весь рост (чуть ли не до потолка) стоит желто-зеленый сатана с дымящимися, колыхающимися внутренностями и щупальцами, вьющимися по рукам, а вокруг орут, горят, извиваются, поджариваются грешники, проглатываемые и многократно пережеванные всяческими инфернальными существами со змеиными и звериными мордами.

Следующим номером идет окончательное и безоговорочное «Торжество смерти» все того же Буффальмакко, очередной раз вдохновленного стихами Данте. Вот и здесь есть скалистый утес, как на Фиваиде, и сонмы пикирующих в небе ангелов, архангелов и воинов света, несущихся на перепончатых крыльях с пиками и вилами на людей живущих, идущих, грядущих под ними. Среди них реет и Смерть с косой и седыми волосьями, вьющимися по ветру.

В нижней части справа локально изображено куртуазное празднество кавалеров и дам под широким, раскидистым древом, но если ближе к центру, то сцена с изящным обществом нелогично переходит в яму, заполненную трупами. В левой части фрески – некий король, отправившийся на охоту во главе многочисленной и разноцветной свиты. Внезапно наткнувшись на два разверстых гроба, кавалькада стопорится. Все смущены – и люди, и даже звери: лошади присмирели, собаки сделали стойку. Охота происходит у отрога гор, откуда вверх уходит дорога, – кажется, что это действительно еще один вариант Фиваиды, поскольку там, в горной выси, живут в трудах и молитвах праведники розовато-кирпичного цвета, которые, видимо… смогли спастись (?) и выпасть из общего тревожного хронотопа.

И все это изображено в такой динамике, что кажется почти очевидным: сцены же сосуществуют одновременно.

Тут мы переходим к торцу восточной стены, которая (точно так же, как и противоположная ей, западная) акцентируется не на фресках, но на надгробных памятниках, скульптурных группах, надгробьях с барельефами и пустых римских саркофагах.

Эти небольшие боковые галереи как раз и использовались для захоронений почетных горожан 114, ученых, университетских преподавателей, юристов. Один из них – Филиппо Дечо, с 1535 года лежит в мраморной ванне и читает книгу.

Росписи есть и здесь, но они заслонены мраморами и сохранились совсем уже небольшими фрагментами: лакуны, которых с каждым шагом все больше и больше, наступают на изображенья облаками и бельмами. Тем более что часть и без того короткой восточной стены занимает часовня Карло дель Поццо с алтарем, посвященным св. Иерониму, и куполом, видимым со всех сторон Площади чудес (возвышается над всем Кампосанто), с коллекцией бесценных реликвий в шкафах по бокам центральной ниши. Некоторые из них перенесены сюда из Дуомо. Ну там, кусок Святого Креста, шип с Тернового венца, лоскуток одеяния Богородицы.