Салли Руни - Разговоры с друзьями [litres]

Потом я взяла трубку и сказала: алло?

Эй, сказал Ник. Ты здесь? Кажется, были какие-то проблемы со связью.

Нет, я здесь. Я все слышала.

А. Как ты? Ты, кажется, расстроилась.

Я закрыла глаза. А заговорив, услышала, как голос мой прочищается и твердеет, как лед.

Из-за тебя и Мелиссы? – сказала я. Будь реалистом, Ник.

Но ты ведь хотела бы, чтобы я тебе рассказал, правда?

Конечно.

Я просто не хочу, чтобы между нами что-то изменилось, сказал он.

Расслабься.

Я слышала, как он тревожно вздохнул. По-моему, он хотел успокоить меня, но я не собиралась идти у него на поводу. Люди всегда ждали, что я выкажу некую слабость и они смогут меня успокоить. Это повышало их чувство собственной значимости, я это отлично знала.

А в остальном ты как? – сказал он. Завтра УЗИ, верно?

Только тут я вспомнила, что назвала ему неправильную дату. Он ничего не перепутал, это я ошиблась. Он, наверное, установил напоминание на телефон: спросить Фрэнсис про результаты УЗИ.

Верно, сказала я. Я дам знать. У меня другой звонок, так что я прощаюсь, позвоню, когда все закончится.

Да, позвони. Надеюсь, все пройдет хорошо. Ты ведь не волнуешься? Похоже, ты вообще ни о чем не волнуешься.

Я молча приложила к лицу тыльную сторону ладони. Тело мое было холодным, как неживое.

Нет, волноваться – это твое, сказала я. Скоро услышимся, ладно?

Ладно. На связи.

Я повесила трубку. Потом я умыла лицо холодной водой – то самое лицо, что всегда у меня было и будет до самой смерти.

Вечером по дороге на вокзал мама то и дело поглядывала на меня, словно что-то в моем поведении сбивало ее с толку и ей хотелось сделать мне замечание, но она не понимала, за что именно. В конце концов велела мне снять ноги с приборной панели, и я послушалась.

Ты, наверное, выдохнула наконец, сказала она.

Да, я рада.

А как у тебя с деньгами?

Ну, сказала я. Нормально.

Она взглянула в зеркало заднего вида.

Доктор больше ничего не сказал? – сказала она.

Нет, это все.

Я рассматривала вокзал через окно. В моей жизни как будто что-то закончилось – может, представление о себе как о нормальном человеке без изъянов. Я поняла, что моя жизнь будет полна боли и в этом нет ничего уникального. Страдание не сделает меня особенной, и притворство, будто никаких страданий нет, тоже не сделает. Разговоры или даже тексты о страдании не придадут ему смысла. Ничто не придаст. Я поблагодарила маму, что она подвезла меня до станции, и вышла из машины.

В ту неделю я каждый день ходила на занятия, а все вечера проводила в библиотеке – составляла резюме и распечатывала их на библиотечном принтере. Мне нужно было найти работу, чтобы вернуть Нику деньги. Я была одержима идеей расплатиться с ним, словно от этого зависело вообще все. Когда он звонил, я сбрасывала звонки и отправляла сообщение, что очень занята. Написала, что результаты УЗИ нормальные и волноваться не о чем. Понятно, написал он в ответ. Это ведь хорошая новость? Я не ответила. Очень хочется увидеть тебя, написал он. Позже прислал мне имейл: мелисса сказала, что бобби съехала из твоей квартиры, все в порядке? Я снова не ответила. В среду он прислал еще одно письмо.

привет. знаю, ты злишься на меня, и мне из-за этого очень плохо. хотелось бы поговорить о том, что тебя беспокоит. предполагаю, что это связано с мелиссой, но, может, я и в этом ошибаюсь. мне казалось, ты знала, что такое может случиться, и просто хотела, чтобы я рассказал тебе, если это произойдет. но, может, я наивно заблуждался, и на самом деле ты хотела, чтобы подобного не случилось. мне хочется делать то, чего хочешь ты, но я не могу, если не знаю, чего ты хочешь. а может, ты плохо себя чувствуешь или тебя еще что-то расстроило. тяжело ничего не знать о тебе, не знать, все ли у тебя в порядке. буду рад получить весточку.

Я ничего не ответила.

Однажды перед занятиями я купила дешевый серый блокнот и стала записывать туда все свои симптомы. Я записывала очень аккуратно, отмечая даты вверху страницы. Так я поближе познакомилась с усталостью и болью в низу живота, которые раньше казались смутным дискомфортом без начала и конца. Теперь я знала их как личных врагов, изобретательно преследующих меня. Серый ежедневник помог мне нащупать разницу между «умеренно» и «сильно» – теперь между ними пролегала четкая граница. Я так пристально прислушивалась к себе, что все ощущения казались симптомами. Если у меня закружилась голова, когда я встала с постели, это симптом? А если настроение испортилось? Я решила подойти к делу как исследователь-перфекционист. Несколько дней подряд я аккуратно записывала в серый ежедневник фразу: перепады настроения (грусть).

В те выходные Ник отмечал в Монкстауне день рождения, ему исполнялось тридцать три. Я не знала, идти или нет. Пытаясь решить, снова и снова перечитывала его письмо. И Ник представал то преданным и податливым, то нерешительным и двуличным. Я не знала, чего от него хочу. Трудно поверить, но мне, похоже, хотелось, чтобы он отрекся от всех людей и вещей и посвятил себя исключительно мне. Это было нелепо не только потому, что я сама спала с другим, встречаясь с Ником, но и потому, что даже сейчас мои мысли частенько занимали другие люди, особенно Бобби – мне ее сильно не хватало. Я считала, что мои мысли о Бобби Ника не касаются, но его мысли о Мелиссе были для меня личным оскорблением.

В пятницу я ему позвонила. Сказала, что у меня была сумасшедшая неделя, и он сказал, что очень рад слышать меня. Я облизала зубы.

Ты вроде как ошарашил меня, когда мы в прошлый раз разговаривали, сказала я. Извини, я, кажется, слишком распереживалась.

Да нет, не думаю. Может, это я переживал недостаточно. Ты расстроена?

Я помедлила и сказала: нет.

Если что, можем об этом поговорить, сказал он.

Нет.

Он загадочно помолчал, и я испугалась, вдруг он хочет сказать мне еще что-то ужасное. Наконец он произнес: я знаю, ты не любишь показывать, что расстроена. Но чувства – не признак слабости. На моем лице проступила жестокая улыбка, и я ощутила, как тело наполняется сияющей злой энергией.

Разумеется, у меня есть чувства, сказала я.

Вот именно.

Просто меня не волнует, трахаешь ты свою жену или нет. Мне наплевать.

Ладно, сказал он.

Ты хочешь, чтобы я переживала. Потому что ты приревновал, когда я переспала с другим, засомневался в себе и хочешь, чтобы я тоже ревновала.

Он вздохнул в трубку, я услышала. Может быть, сказал он. Да, может быть, надо подумать. Я просто пытался, ммм… да. В общем, рад, что ты не расстраиваешься.

Я в самом деле улыбалась. Знала, что он услышит мою улыбку, пока я произношу: что-то голос у тебя не очень довольный. Он снова слабо вздохнул. Ощущение было такое, будто он лежит на полу, а я рву его тело на части своими улыбающимися зубами. Прости, сказал он. В твоем голосе была, как мне показалось, враждебность.