Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых [litres]

Он сунул руки в карманы и оперся спиной о стену. На лицо он нацепил маску терпения с улыбкой только что не святого, а глаза его излучали доброту. Глаза мисс Харботтл сузились.

– Хотел бы переброситься с вами парой слов, мисс Харботтл. Есть несколько пунктов, которые я хотел бы обсудить. Во-первых, ваша касса, эта коробка для мелочи. Очень милая вещица, и, на мой взгляд, вы были совершенно правы, введя ее в наш обиход, но думаю, что вы первая же и согласитесь с тем, что главная задача кассы заключается в том, чтобы хранить мелкую наличность. – Он фыркнул коротким смешком. – Вчера вечером я прооперировал нескольких собак, и их владельцы хотели рассчитаться на месте. У меня не было сдачи, и я полез в вашу кассу, которая оказалась пустой. Мне пришлось сказать им, что я пришлю счет, и мне не кажется, что это правильно, не так ли, мисс Харботтл? Это не выглядело как подобает, и я вынужден просить вас держать в кассе мелочь для сдачи.

Глаза мисс Харботтл недоверчиво раскрылись.

– Но, мистер Фарнон, вы же сами выгребли все содержимое, чтобы пойти на бал по случаю открытия охотничьего сезона…

Зигфрид поднял руку, и его улыбка стала таинственной.

– Пожалуйста, дослушайте меня. Есть и еще одна вещь, на которую я хотел бы обратить ваше внимание. Сегодня уже десятое число месяца, а счета еще не разосланы. Такое положение дел крайне нежелательно, и здесь есть несколько важных моментов…

– Но, мистер Фарнон!..

– Минуточку, мисс Харботтл, я сейчас все объясню. Общеизвестно, что фермеры быстрее оплачивают счета, если получают их по первым числам месяца. Но есть и другое, более важное соображение… – С его лица исчезла улыбка, а на ее место пришло выражение скорбной серьезности. – Вы не пытались прикинуть, какие издержки несет наша деятельность просто потому, что вы опаздываете с выставлением счетов?

– Но, мистер Фарнон!..

– Я почти закончил, мисс Харботтл, и, поверьте, мне печально об этом говорить. Но факты таковы, что я не могу терять деньги подобным образом. – Он распростер руки, демонстрируя очаровательную откровенность. – Так что если вы займетесь этой небольшой проблемой, я уверен, все будет хорошо.

– Но не скажете ли вы мне, как же я могу выставить счета, когда вы не дописали…

– И в заключение, мисс Харботтл, позвольте мне сказать вот еще что. Я очень удовлетворен теми успехами, которые достигнуты с тех пор, как вы появились у нас, и я уверен, что со временем вы подтянете те мелочи, о которых я упомянул.

В его улыбке появилось некоторое лукавство, и он склонил голову набок. Сильные пальцы мисс Харботтл крепко сжимали эбонитовую линейку.

– Эффективность, – сказал Зигфрид, прищуривая глаза. – Вот чего нам не хватает – эффективности.

Я бросил шовную иглу в лоток и сделал шаг назад, чтобы оглядеть законченную работу. «Что же, – сказал я себе, – работа выполнена замечательно».

Тристан наклонился над собакой и осмотрел разрез с аккуратным рядом стежков.

– Очень неплохо, мальчик мой. Лучше бы даже я не сделал.

Огромный черный лабрадор лежал на столе, высунув язык, с остекленевшими глазами, в которых застыл невидящий взгляд. Его принесли с огромной уродливой опухолью между ребрами, и я решил, что это просто липома – доброкачественная и вполне операбельная. Так оно и оказалось. Опухоль я сумел удалить с почти смехотворной простотой, жировик оказался круглым, целым, блестящим, похожим на яйцо вкрутую, очищенное от скорлупы. Кровотечения не было, равно как и риска осложнений.

Некрасивое вздутие было заменено на аккуратный шрам, который не будет виден через несколько недель. Я был доволен.

– Пусть полежит у нас, пока не придет в себя, – сказал я. – Помогите мне перенести его на одеяло.

Мы положили пса перед электрическим камином, и я отправился на утренние вызовы.

Мы сидели за обедом, когда впервые услышали странный звук. Это было что-то среднее между стоном и воем; начинаясь вполне спокойно, звук затем набирал силу и высоту, а еще чуть позже прекращался совсем.

Зигфрид в удивлении оторвал взгляд от супа:

– Бога ради, скажите мне, в чем дело?

– Должно быть, это та собака, которую я прооперировал сегодня утром, – ответил я. – Несчастный зверь, видимо, отходит от барбитуратов. Думаю, он скоро перестанет.

Зигфрид с сомнением посмотрел на меня:

– Что же, будем надеяться. Я этого долго не выдержу, меня мороз по коже продирает.

Мы отправились проведать собаку. Пульс хорошего наполнения, дыхание глубокое, слизистые оболочки нормального цвета. Он лежал неподвижно на полу, и единственным признаком возвращающегося сознания был вой, повторявшийся каждые десять секунд.

– Да, с ним все в порядке, – сказал Зигфрид. – Но что за вой! Давайте уйдем отсюда.

Мы торопливо закончили обед в молчании, которое нарушалось только далеким воем. Не успел Зигфрид проглотить последний кусок, как уже был на ногах.

– Так, я должен бежать. Очень много дел на сегодня. Тристан, мне кажется, будет правильно, если ты принесешь пса в гостиную и положишь у камина. Там ты сможешь следить за его состоянием.

Тристан был ошеломлен:

– Ты имеешь в виду, что я должен остаться в одной комнате с этим воем на целый день?

– Да, именно это я и имею в виду. Мы не можем отправить его домой в таком состоянии, а я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Ему нужны уход и внимание.

– Может быть, ты хочешь, чтобы я подержал его за лапку или покатал в коляске?

– Прекрати мне дерзить! Ты остаешься с собакой, и это – приказ!

Тристан и я перенесли собаку по коридору на одеяле, а затем мне надо было уходить на дневные вызовы. Я в последний раз оглянулся на огромную черную массу у огня и на жалкую фигуру Тристана, сидящего в кресле. Вой был невыносимо громок. Я быстро закрыл дверь.

Было уже темно, когда я вернулся, и старый дом навис надо мной, черный и тихий на фоне морозного неба. Впрочем, тишину его продолжал нарушать все тот же вой, отражавшийся эхом в коридоре. Его мрачный звук был слышен даже на пустынной улице.

Я захлопнул дверцу автомобиля и посмотрел на часы. Было ровно шесть – значит, Тристан терпит все это уже четыре часа. Я взбежал по ступенькам, прошел по коридору, и, когда открыл дверь в гостиную, вой резанул мой слух. Тристан стоял ко мне спиной и смотрел через окно в темноту сада. Руки он засунул глубоко в карманы, а из его ушей торчали комки ваты.

– Ну и как дела? – спросил его я.

Ответа не последовало, поэтому я подошел к нему и похлопал по плечу. Эффект оказался поразительным. Тристан подскочил в воздух и резко повернулся ко мне. Его лицо было мертвенно-бледным, и было видно, что он сильно дрожит.

– Боже правый, Джим, ты чуть не убил меня. Я же ничего не слышу из-за этих затычек в ушах – кроме, конечно, этой собаки. Ничто ее не берет.