Аркадий Львов - Большое солнце Одессы
- Название:Большое солнце Одессы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Khazaria
- Год:1981
- Город:Мюнхен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Аркадий Львов - Большое солнце Одессы краткое содержание
Большое солнце Одессы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Я рассказывал сыну о своем детстве. Он слушал внимательно и сосредоточенно. Порою его синие глаза темнели: мир, вторгаясь в сознание человека, расширял до предела черные зрачки его в синей радужке.
— О чем ты думаешь?
— Не знаю, — отвечал он, простодушно ухмыляясь. — Я не думаю.
Спустя полгода он вдруг спросил:
— Почему в нашем городе нет Старого базара?
— Тебе понравился Старый базар?
Я хотел понять, что побудило его заговорить об этом, меня одолевало желание возродить в сыне мои детские привязанности, и я с ожесточенной ревностью оценивал каждое его слово.
— Понравился?
Глядя мне прямо в глаза, он улыбался, озаряя мир ослепительно-простодушной улыбкой дикаря — человека без морали.
Потом он повернулся ко мне спиной, протянул назад левую руку, нащупал мое колено и, смеясь, сказал:
— Я знаю, ты там, это твоя нога. А я тебя вижу здесь, вот здесь, — неуверенно посылая вперед указательный палец, он наконец остановился и без колебаний определил точку в пространстве, куда переместился мой образ.
— Где же я: там или здесь?
— Не знаю. И там и здесь, — и он опять захохотал. Мы вышли на улицу. Это была обязательная ежевечерняя прогулка с двумя конечными станциями: дом, в котором мы живем, и павильон мороженого. Мы сели за столиком у окна. За окном, на улице, город жил обычной своей жизнью: тяжело вздыхали, отпуская пневматические тормоза, трамваи; от влажного асфальта мостовой шло легкое шипение, когда мимо проносился троллейбус; сновали друг другу навстречу люди.
— Троллейбус проехал, а я его вижу здесь… нет, не здесь… а вот здесь… Постой, постой…
Он медленно переводил взгляд, следя за троллейбусом, который давно укатил со своими пассажирами на вокзал, и все-таки, по воле маленького человека, бесконечно и неустанно повторял свой путь перед нашим окном.
— Почему я могу так? А ты? А эти люди?
Я говорил о мозге, об электрическом токе, о биотоках, о магнитофонной ленте, я говорил беспорядочно и долго и, стремясь к предельной простоте, окончательно запутался. Я не спрашивал его, понятно ли: в моем возрасте человеку пора научиться не задавать праздных вопросов. Настроение у меня испортилось вконец — я не сумел ответить на вопрос своего собственного сына. А он сидел рядом, вычерчивая в воздухе какие-то зигзаги и ломаные линии.
— Что это?
— Ток.
— Ток?
— Да, ток. У тебя на столе книжка лежит — «Бодрствующий мозг». Там нарисован ток. Смотри.
И он снова испещрил пространство над нашим столом ломаными линиями и зигзагами. Ломаная линия напоминала электроэнцефалограмму.
Сверкнула молния. Ослепив человека, она на мгновение оставила в небе черную трещину, которая нисколько не напоминала зигзага. Загремел гром. С грохотом перекатываясь по гигантским ступеням, он раскалывался в черепки где-то в стороне, за городом, над степью.
Хлынул дождь. Он хлестал землю косыми, с палец толщиной, хрустальными струями. Хлестал торопливо и ожесточенно. Я знал: сплошные струи дождя, по крайней мере в наших широтах, — оптический обман. Норовя выхватить отдельные капли, глаза мои беспрестанно метались по струям, пока наконец я не почувствовал усталость человека, который вправе рассчитывать только на поражение.
На углу темнела массивная, как надгробие могущественного владыки, железобетонная трансформаторная будка. Огромные металлические двери ее всегда были наглухо закрыты, и монотонный гул, шедший изнутри, будоражил воображение. На серых дверях темнел уродливый человеческий череп, перекрещенные кости, а под ними, выхваченный из стремительного потока, пламенел зигзаг.
В октябре я приехал к сыну. Мы встретились на аэродроме. Мальчик повзрослел, во взгляде у него появилось что-то новое, прежде не знакомое мне. Я поцеловал его, как все отцы целуют своих сыновей, которых все еще считают малышами. Он не уклонялся, но и не бросился в объятия, как прежде, а, положив свои руки мне на грудь, чуть-чуть сдерживал меня. Мы шли рядом: моя мать, мой сын и я. Глядя на сына, я беспрестанно ловил себя на нелепом ощущении: мой сын — это я. Я почувствовал тепло и свет солнца тридцатых годов. Пятидесятые и шестидесятые годы, от которых совсем недалеко до двухтысячных, опять явились в образе фантастических машин, шагающих по улицам фантастических городов. На мгновение будущие десятилетия обрели беспредельность веков и тысячелетий.
— Я знаю, отчего у волка светятся глаза, — сказал мой сын. — У него высокое напряжение.
Я услышал свой голос, но это говорил он. И мне вдруг стало до рези в глазах ясно, что теперь шестидесятые годы. Я с удивлением и недоверием думал о прошлом, которое мы называем стариной, хотя мир, как и все, что заключено в нем, был тогда моложе. Я думал о будущем, о двухтысячном годе — рубеже тысячелетий, — и юный, могущественный мир представлялся мне в голубом свечении газов.
Старого базара уже не было. Площадь, залитая асфальтом, рассекалась параллельными рядами белой акации. Между деревьями стояли решетчатые садовые скамьи, зеленые планки в них симметрично чередовались с красными и желтыми. Я безошибочно определял места, где на рваных парусах и дырявой клеенке четверть века назад впервые увидел книгу, мир которой, часто вопреки опыту жизни, порабощал мое воображение.
— Старый базар, — сказал я сыну.
Он недоуменно озирался.
— Нет Старого базара, — сказал я.
— Где же он? — маленький человек ухмылялся, ему понравилась игра в вещи, которых нет. И верно, надо быть безнадежным фантазером, чтобы всерьез говорить о мире, от которого ничего не осталось.
Сентябрь в нынешнем году затянулся. И хотя огромный травяной календарь на клумбе уверял, что сегодня девятнадцатое октября, трудно было отделаться от мысли о сорок девятом дне сентября.
Я искал в листве и воздухе серебряные нити бабьего лета, я искал бледно-желтые листья белой акации и карминные листья каштана, но вокруг было зелено, как в мае. Густой, приторный запах акации набегал на меня волнами, и я не мог понять, что же на самом деле теперь: весна или, как говорит календарь, девятнадцатое октября.
— Пахнет огурцами, — сказал сын.
Я рассмеялся.
— Что ты смеешься? Я же чувствую: соленые огурцы.
Он прав: действительно, пахнет солеными огурцами. Больше того, я даже знаю, откуда идут эти запахи. Они идут из-под земли, из погреба, где четверть века назад люди занимались той же работой, что и сегодня, — заготовляли впрок огурцы. Запахи рассола и маринада — это запахи осени. И теперь я уже не блуждаю по временам года, теперь я твердо знаю — над моей головой октябрьское солнце.
Сын мой что-то жует, торопливо и жадно.
— Что ты жуешь?
— Слюну. Папа, откуда слюна?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: