Кристина Клайн - Поезд сирот

Молли считает шаги: левой, правой, левой, правой. Левой, правой. Левой, правой. Правое плечо болит, лямка впилась до кости. Она подпрыгивает на месте, пытаясь ее поправить. Теперь соскальзывает. Блин. Еще подпрыгнем. Прямо черепаха тащит свой панцирь. Джейн Эйр, бредущая по вересковой пустоши. Пенобскот, придавленный весом своего каноэ. Ну, понятно, ноша ее тяжела: в этих сумках все, что у нее есть в этой жизни.

Что вы решили взять с собой на новое место? Что решили оставить?

Глядя перед собой, в темно-синее небо в сеточке облаков, Молли поднимает руку, дотрагивается до оберегов на шее. Ворон. Медведь. Рыба.

Черепаха на бедре.

Ей нужно совсем немного.

И даже, думает она, если я потеряю обереги, они останутся частью меня. То, что вам нужно, остается с вами, проникает под кожу. Люди делают татуировки как несмываемые напоминания о том, что любили, во что верили, чего боялись, но, хотя она совсем не жалеет, что вытатуировала черепаху, ей больше незачем пачкать себя чернилами, чтобы сохранить память о прошлом.

Она раньше не знала, что знаки впечатаются так глубоко.

Подходя к дому Вивиан, Молли бросает взгляд на телефон. Восемь пятьдесят четыре, позднее, чем она думала.

Флуоресцентная лампочка на крыльце испускает тускло-розовый свет. А так в доме темно. Молли сгружает сумки возле входной двери, растирает плечи, а потом идет к задней стене, где эркер, вглядываясь по дороге в окна – нет ли в котором признака жизни. Да, есть: второй этаж, на дальней стороне, светятся два окна. Окна спальни Вивиан.

Молли не совсем представляет, что делать дальше. Пугать Вивиан ей не хочется; с другой стороны, только оказавшись здесь, она сообразила: даже звонок в дверь в такой час обязательно переполошит старушку.

Она решает позвонить по телефону. Поднимает глаза к окнам, набирает номер Вивиан.

– Алло? Это кто? – Вивиан отвечает после четвертого гудка напряженным, преувеличенно громким голосом, будто другой абонент где-то далеко в море.

– Вивиан, привет, это Молли.

– Молли? Ты?

– Да, – говорит она, и тут голос срывается. Молли набирает полную грудь воздуха. Спокойно, без нервов. – Простите, что побеспокоила.

Вивиан появляется в окне – натягивает темно-красный халат поверх ночной сорочки.

– Что случилось? У тебя что-то не в порядке?

– Да, я…

– Господи, да ты хоть знаешь, который час? – спрашивает Вивиан, пытаясь сладить с кушаком.

– Простите за поздний звонок. Просто… у меня не было другого выхода.

На другом конце тишина. Вивиан осмысляет ее слова.

– Ты где? – спрашивает она наконец, присаживаясь на ручку кресла.

– Внизу. В смысле на улице. Я боялась, что, если позвоню, вы перепугаетесь.

– Где-где?

– Здесь. Я здесь. У вашего дома.

– Здесь? Сейчас? – Вивиан встает.

– Простите.

И тут, не справившись с собой, Молли начинает плакать. На траве холодно, плечи болят, Вивиан, похоже, перепугалась, последний «Эксплорер» ушел, в гараже темно и страшно, а куда еще можно пойти в этом мире, ей не придумать.

– Не плачь, деточка. Не плачь. Я сейчас спущусь.

– Ага. – Молли шумно выдыхает. Да не раскисай ты!

– А трубку сейчас повешу.

– Хорошо.

Молли смотрит сквозь слезы, как Вивиан вешает трубку, поплотнее запахивает халат, завязывает кушак, оглаживает седые волосы на затылке. Когда Вивиан выходит из спальни, Молли бежит обратно на крыльцо. Трясет головой, чтобы та прояснилась, составляет сумки поаккуратнее, утирает нос и глаза уголком футболки.

Через миг Вивиан открывает дверь. Испуганно смотрит на Молли (та соображает, что глаза-то вытерла, а вот тушь, небось, размазала по всей физиономии), на пухлые сумки, до отказа набитый рюкзак.

– Господи всемогущий, входи же скорее! – говорит она, широко распахивая дверь. – Входи сию же минуту и рассказывай, что с тобой стряслось.

Не слушая Моллиных протестов, Вивиан настаивает на том, чтобы заварить чай. Достает чайник и чашки в крупную розу – подарок миссис Мерфи ей на свадьбу, они несколько десятков лет провалялись в коробке, а к ним парочку недавно обнаруженных ложечек из серебряного сервиза миссис Нильсен. Они дожидаются на кухне, пока закипит вода, потом Молли наливает ее в чайник и на подносе несет сервиз в гостиную, а заодно сыр и крекеры, которые Вивиан обнаружила в кладовке.

Вивиан зажигает две лампы, усаживает Молли в красное кресло. Потом идет к шкафу, достает стеганое одеяло.

– Обручальное кольцо! – удивляется Молли.

Вивиан держит одеяло за углы, встряхивает, потом подносит, закутывает Молли ноги. Одеяло пошло пятнами, кое-где порвалось, прохудилось от времени. Многие лоскутки ткани, сшитые от руки в два пересекающихся кольца, совсем изветшали, стежки, где остались, удерживают одни лохмотья цветных тряпичек.

– Раз уж не хватает мне сил никуда отдать эту штуковину, грех ею не воспользоваться.

Вивиан подтыкает одеяло, а Молли говорит:

– Простите, что ворвалась вот так.

Вивиан отмахивается:

– Глупости. Мне такие встряски на пользу. Сердце бьется пошибче.

– Не уверена, что вам это полезно.

Новость про Мейзи камнем лежит у Молли в желудке. Не хочется вываливать ее на Вивиан прямо сейчас – слишком уж много сюрпризов разом.

Только разлив чай по чашкам, протянув одну из них Молли, взяв другую, бросив туда два куска сахара, размешав, разложив сыр и крекеры по тарелкам, Вивиан усаживается на второй стул, складывает руки на коленях.

– Ну ладно, – говорит она. – А теперь рассказывай.

И Молли рассказывает. Рассказывает Вивиан, как жила в трейлере на Индейском острове, как отец погиб в автомобильной аварии, как мать села на иглу. Показывает черепашку Шелли. Рассказывает о дюжине опекунов, о кольце в носу, о ссоре с Диной, о том, как нашла в интернете, что мать ее посадили.

Чай остывает в чашках слегка, потом совсем.

Затем – ведь она дала себе слово быть честной до конца – Молли набирает полную грудь воздуха и произносит:

– А вот одну вещь я должна была сказать вам уже давно. Эти общественные работы – не ради школьного задания, а потому, что я украла книгу из библиотеки в Спрус-Харборе.

Вивиан плотнее запахивает флисовый красный халат:

– Понятно.

– Глупая была затея.

– И что за книга?

– «Джейн Эйр».

– Зачем же ты ее украла?

Молли возвращается мыслями к той минуте: как по очереди снимала с полки все экземпляры, крутила в руках, как поставила на место одну, в твердом переплете, потом ту, в мягкой обложке, что поновее, как засунула оставшуюся под рубашку.

– Понимаете, это моя любимая книга. А у них было три экземпляра. Я подумала, что самого паршивого никто не хватится. – Она передергивает плечами. – Просто очень хотелось… чтобы была своя.