Юлия Говорова - Лось на диване, верветка на печи

Уханье совы, свет луны. Песчаные обложенные камнями дорожки вдоль вольеров. Серебряные сетки вольеров (если луна их красиво осветила).

Все цветы, особенно в августе, в росе. С неба падают и падают звезды, как гостинцы.

Тучи по небу бегут и луну иногда перекрывают. Ежи по осенним дорожкам шуршат, фырчат, стучат. И природные, гуляющие по ночному зоопарку ежи, и наши все, зоопарковские.

У зоопарковских в вольере настил, и они стучат по нему, колотят быстро бегущими лапками.

В темноте услышишь удары и шум совиных крыльев. Совы перелетают с места на место в предвкушении вечернего кормления. Налетают на ограждение и держатся когтями за сетку, распластали крылья по сетке. И если снег зимой осел тонким слоем на вольерах, то от перелетов и совиных передвижений он стряхнется, и облепит лицо, и слетит за воротник.

На голову падает помет (обязательно кто-нибудь с жердочки пульнет). Увидишь погадки, переваренные до самых прожилок, до костей «сухие» остатки после корма.

Подсвечивая дорогу фонариком, идешь. Глаза у хищников, если случайно на них направляешь фонарик, тут же все засветятся. Не оставляющие тебя без внимания глаза. Звери движутся и внимательно следят за тобой из вольеров, их глаза мелькают.

Лошади колотят копытами в конюшне. Лебеди бьют крыльями по воде на водоемах.

Утка какая-нибудь обязательно ночью в вольере звонко-звонко крякнет.

А помните передачу «В мире животных» и ее заставку? Обезьяны там качаются на лианах (вспоминайте, вспоминайте!), грациозно танцуют журавли… А у нас с подоконника свесилась сонно, лениво лапа рыси.

И не выключил воду Колбаса. По коридору прошлепал (ну по дороге к душу, наверно) лебедь-кликун Федя.

Чича, вторая наша после Мартына молодая верветка, ждет, когда ее заберут гулять из клетки.

Чича висит в нетерпении на сетке. Прижалась. Вцепилась в надоевшую клетку, от обиды надулась и сжала ладони в кулачки. В полные тоски и отчаяния кулачки.

Ладони у нее с пятью тонкими пальчиками, с ногтями от природы ухоженными, ровными.

Она сядет на корточки и обхватит передними лапами колени. Уйдет в домик, спрячется и выглянет.

Она ждет, когда ее заберут гулять, вот-вот. Вот-вот, вот-вот. Она хорошо знает и помнит свое время.

Спустится, нагнется к поилке, полакает. Переберет виноград, все кожурки обмусоленные. Целиком виноград она не ест, а высасывает из виноградинки сок, кожурки ненужные выплевывает.

В тряпочку завернется с головой. А как только к ней кто-то подойдет, оживится и скинет одеяло.

Из клетки достанешь, она тут же сядет на шею, угнездится. На шее ее коронное место.

От ее ладоней (если у нее ладони холодные) на шее (на нашей, конечно) холодок.

— Так, так, — Андрею снова стало тревожно, — так, так, так!!! Мало того что из нашей обезьяны верветки ты сделала какую-то скупую купчиху на печи, развесив повсюду гирлянды из этого дурацкого лука (сними все, исправь, добавь сейчас немедленно, что рацион у нашей верветки полноценный!), ты еще добралась и до дивана!

И, как вижу, хочешь сказать сейчас о том, что когда на нашем диване, исцарапанном вкривь и вкось диване, соберутся все вместе: свинья Чуня, домашний лось Лосось (вот любит Андрей называть всех животных какими-то пищевыми именами, то у него Колбаса, а то Лосось), сова Фекла, косуля Луша, мангуст Чемоданчик, Федя-кликун (лебедь), енот-полоскун Барабанов, верветка наша Чича, — то он станет похож моментально на лежбище и логово?

И что у нашей прекрасной Вероники, хозяйственной, доброй Вероники, есть все основания через океан пожать руку, к сожалению, чуть меньше своего мужа известной Джеки Даррелл, автору нашумевшей (и очень правдивой при этом!) книги «Звери в моей постели»?

Да-да-да! Потому что, пока Джеральд лежал, и возможно, что тоже с лосями на диване, Джеки, как и Вероника, убирала: оборванные шторы, обои… («Началось!» — еще пуще занервничал Андрей.) Но это правда так!

Диван наш — Ноев ковчег, живая иллюстрация к книгам Брема, истоптанный и исхоженный малышами-зверями, как лес а темного юрского периода.

Диван — ясли. Диван — колыбель. Диван — причал (после тяжелого дня). И при этом на нем и пеленки, и клеенки.

Очарование от присутствия в доме животных остается, но уходит, как ведро в деревенском колодце, в глубину.

Мы редко вслух говорим о своей любви к животным, мы больше за ними убираем.

Пока косуля Луша росла, мы стелили клеенку на диван. Каждый день мы стелили клеенку на диван.

И вместе с Лушей обычно лежали на клеенке. И вымакивали Лушины лужи на клеенке.

И Андрей намекал, что когда мы искали имя нашей Луше, то упустили одну шипящую букву и надо бы поменять не оправдавшую себя «ш» на более проявившуюся «ж». Потому что не Луша она, наша Луша, а Лужа. Она — Лужа!

Диван латан и перелатан, диван у нас трудяга. Не поднимается рука его вынести и выбросить.

Иногда малодушно выносятся лишь кресла, разодранные, и особенно рысями, в клочки. Но каждое кресло провожаем.

Не просто так вынес и забыл всех тех, кто, свернувшись калачиком, на нем вырос, болел, выздоравливал и терся о подлокотники головой, рвал, драл и натачивал когти об обивку.

И новое кресло стоит уже с мелко и крупно нашинкованными кусками поролона.

С пружинками, еще шевелящимися под игривой лапой.

Через диван прошла почти половина животных из зоопарка. Они все очень быстро мужали, и наступало время покинуть дом — диван…

Уходя во взрослую, вольерную теперь уже жизнь, спускались с крыльца лоси.

И мы могли бы уже купить новый диван, но не меняем его. Нет, нет, мы не меняем диван.

Хотя Веронике бывает неловко иногда за раскуроченный, с торчащими клочками обивки, истерзанный и покоцанный диван, который заботливо штопается ею по четыре раза в год, перетягивается. Вероника меняет и стирает чехлы на подушках, покрывало.

И Андрей возражает Веронике на намеки о капитальном ремонте дивана, что диван старожил наш и сотрудник (почетный, заслуженный сотрудник!).

Об него любовно и нежно трутся головой все звери. Об него ревниво бодаются. Упрямым лбом по обивке дивана проведут. Мимо пройдут и прижмутся к дивану, спины дугой выгнут.

Мы находили и оброненные усы на диване (пару раз), и выпавшие молочные звериные зубы (тоже, тоже пару).

Расселили по вольерам одних своих питомцев, новые уже подселились, подоспели.