Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

– Конечно же, я не обижаюсь. Я рада за него. – Джульет увидела, что Санди сам направился в туалет; Айла с гордостью держала его за руку.

Би часто заморгала, словно загадала желание.

– Они оба говорили, что развод будет легким. Мам – как ты считаешь?

– Это не твоя забота, доченька. Все будет о’кей, я обещаю. Все проходит, все когда-то заканчивается, Би, запомни это.

– Все?

– В общем-то, все. Ну да и как может быть иначе?

На следующий день объявился Сэм Хэмилтон.

«Одна кандидатура у нас отпала. Вы сможете приехать для интервью? – Сэм».

В картинных галереях всегда свой, особенный запах; Джульет никогда не могла определить, из чего он состоит. Возможно, это льняное масло, или особая моющая жидкость, или новые ковры. Что-то свежее и чистое. В общем, он ей нравился.

Ей было приятно сидеть в белом чистом офисе Сэма Хэмилтона; шум улиц Оксфорда туда не доносился, зато слышалось пение птиц. В офисе «Даунис» пахло пылью от старинных книг и тяжелым парфюмом. Она вздохнула и посмотрела в окно на маленький двор, где желтые фестоны зимнего жасмина обвивали поручни. По дороге Джульет уговаривала себя. Держись спокойно. Говори только по делу, без пустых слов. Возможно, теперь он стал приятным человеком. Не упоминай о Джинни .

Сейчас она снова повторила это. Держись спокойно. Возможно, он стал приятным … Тут дверь открылась, и вошел Сэм Хэмилтон, протягивая к ней руку:

– Привет, Джульет. Доброе утро, спасибо, что приехала. Извини, что заставил тебя ждать. Важный звонок… – Он крепко пожал ей руку и обвел ее бегающим взглядом. – Значит, это ты. Эй. Ты совсем не изменилась.

Джульет встала, пожала ему руку и вгляделась в него, не показывая удивления, поскольку она, в свою очередь, не узнала бы его на улице. Тогда он был фанат гранжа, худой канадский мальчишка с длинными, свисающими на глаза патлами, с рюкзаком, в сандалиях «биркеншток» и толстых альпинистских носках. Его волосы, по-прежнему темно-каштановые, почти черные, теперь были коротко острижены. Он был очень высоким и одет в прекрасно сшитый темный костюм и рубашку с открытым воротом.

К собственной досаде, она услышала свой голос.

– Ну… конечно, это я. Тут только одна Джульет Хорнер, историк искусства. Неужели ты думаешь, что тут их много?

– Я думал, что много. Ох, конечно. Помнится, ты всегда считала, что у тебя необычные имя и фамилия. – Он сел и жестом пригласил ее сделать то же самое, и она видела, что ему нравилась такая ситуация. – Так как ты поживаешь, Джульет?

– Спасибо, нормально, – ответила Джульет и внезапно добавила: – Я… мне казалось, что ты был меньше ростом. А ты высокий.

Он отвинтил колпачок авторучки и что-то нацарапал в лежавшем перед ним блокноте.

– Да. Честно говоря, в колледже я тосковал по дому и отвлекал себя, слушая Бретта Андерсона и подражая ему. Это означало, что я сильно горбился. Поп-звезды из нашего колледжа и гитаристы в Сиэтле никогда не стояли прямо. – Он пожал плечами. Она заметила, что иногда ему падал на глаза небольшой локон, почти как отсыл к его былому увлечению гранжем.

– Тогда вокруг было полно грязных шевелюр, – сказала Джульет. – Нет, я не имею в виду тебя. Тогда и сейчас. – Она осеклась, сообразив, что, несмотря на свою психологическую подготовку в машине, она уже ухитрилась за девяносто секунд разговора с ним сказать три неприятные вещи. – Послушай. Большое спасибо, что ты встретился со мной.

– Конечно, о чем ты говоришь? Я все равно бы тебя разыскал, если бы ты даже не написала мне.

– О. Что ж, ты очень добр ко мне.

– Это не доброта. Мы будем очень рады получить сотрудника твоего калибра. – Он снова улыбнулся и постучал авторучкой по столу. – Что-то я не помню, чтобы ты была в Оксфорде такой застенчивой.

– Я не застенчивая, – ответила Джульет, мечтая в душе, чтобы рассеялась странная энергия этой комнаты и она могла бы сосредоточиться. Возможно, ее приезд сюда был ошибкой.

Сэм Хэмилтон считался среди ее подруг самым заносчивым из всех, кого они знали. Когда он бросил ее подружку Джинни после четырех свиданий, он заявил, что она вполне умная по сравнению с ним. Такая сомнительная похвала – «вполне умная» – стала их любимым выражением, когда им хотелось что-то обсмеять.

Он приехал из Канады как стипендиат Родса [3] Престижная английская стипендия для учебы в Оксфордском университете для выдающихся молодых людей из США. в их сравнительно обшарпанный колледж в Оксфорде и был единственным, кроме самой Джульет, кто восхищался викторианским стилем зданий: арками в духе архитектора Пугина, лиловыми камнями, деревянными панелями, введенными в моду Далбитти. Сэм тоже изучал историю искусства, и в результате через год после того нашумевшего разрыва с Джинни и слов «вполне умная» Джульет с досадой видела, что постоянно оказывалась рядом с ним.

Ей тогда казалось, что он всегда старался дать всем понять, какой он умный, и это было большим ай-яй-яй в их колледже, где все они учились, потому что уже доказали, какие они умные. Он был саркастичным, нервным и рьяно подражал музыкальным группам из их колледжа. (Только не «Кляксе». Джульет вспомнила, как он однажды в баре поднял на смех парня, спросившего, нравится ли ему «Клякса».) Его идеалом была Джастин Фришманн, он говорил об этом всем, и все вежливо кивали, считая его странным. Он слишком много говорил о себе. «Я из Оддавы. Там людей с ученой степенью больше на квадратную милю, чем в любом другом городе Канады».

Но в то же время он обладал сарказмом и мог высмеять чужое бахвальство. Она видела, как он однажды громко сказал какому-то типу, похожему на Пьера Гавестона – тот орал на вахтера, не пускавшего в колледж его девушку, – что у него из брюк торчит верх трусов, и спокойно скрылся, заправив с довольным видом волосы за уши. Джульет часто видела его с вахтерами или в городских пабах, куда студенты обычно не заходят. Иногда Джульет отвлекалась от книг и, выйдя на прогулку, натыкалась на него на крайстчерчском лугу или в каком-нибудь переулке на краю города, где он с восхищением разглядывал величественную викторианскую виллу. «О, привет!» – говорил он, не снимая наушники, поднимал руку, загадочно улыбался ей и шел дальше, не пытаясь начать разговор.

Вероятно, он считал всех англичан немного смешными и именно такими, как их и представляют. Джульет казалось, что она одна видела это и понимала, что он смеялся над ними.

Только однажды она видела его растерянным и огорченным. Поздно вечером на майском балу она попросила его отойти в сторону – он загораживал ей выход во двор, где ее ждал молодой человек. По его черному галстуку она поняла, что Сэм тоже был на балу. Он стоял, прислонившись к каменной арке. Он кивнул, и в полутьме она не видела выражения на его лице, когда он сказал: