Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

Но нет. Это оказался большой дом в стиле «Артс & Крафтс» на тихой зеленой улице, испещренной большими автомобилями и прочими символами оксфордского достатка (концертные постеры «Драгон Скул» в витринах, фургоны «Бери Броз»). Внутри дом был отделан темно-серым и бежевым кафелем; предыдущие жильцы занимали его сорок лет, вырастили детей и переехали в жилье поменьше. Пыльные прямоугольники на стенах отмечали места, где десятки лет висели картины и фотографии. На косяке кухонной двери сохранились карандашные отметки: «Люк, 1/4/1983, Эмма 17/5/1985».

– Тут сохранились все первоначальные черты. Мне понравилось, что прежние хозяева ничего тут не испортили, – сказал Сэм, как бы оправдываясь, когда показывал им комнаты.

– Нет, не испортили, и ты тоже, – пробормотал кто-то – то ли архивистка Кейт, то ли Грэм, директор по привлечению финансирования. Джульет ходила по квартире, странно тронутая все еще витавшими там призраками предыдущей семьи.

– Ты недавно тут поселился? – спросила она.

Он задумался.

– Да – ой, нет. Уже больше года назад.

Бедный Сэм Хэм.

В гостиной вместо столика стоял упаковочный ящик, в столовой оказалось так много сосновой мебели, что они не смогли даже зайти туда все одновременно.

– В лавке благотворительности они продавались очень дешево. Стол, шесть стульев, гнездо из приставных столиков, два комода. Я не мог не купить, – сообщил Сэм с энтузиазмом. – Только мебели оказалось больше, чем я думал.

– У тебя нет штор, – сказал Грэм, выглядывая из окна спальни. – Сэм, приятель, зря ты разорился на гнездо. Лучше бы приобрел шторы.

Сэм почесал затылок:

– У меня еще не дошли до них руки. Надо идти в магазин, а мне некогда. Зимой я – гляди, вот одеяло. Я приклеиваю его в спальне скотчем.

– Господи, – пробормотала Джульет.

Тарелки и кружки тоже покупались в той же лавке благотворительности годами; это было видно по надписям на них. Королевские свадьбы, выставка Сезанна в «Тейт», «Уэйнсток» и реклама какого-то оптометриста из Оттавы.

– Но, по крайней мере, это его вещи, – сказала практичная Кейт.

– Нет, не его! – Джульет подняла кружку «Бертам. Перевозки». – Тут нет ничего, отражающего его личность. Ох, Сэм. Тебе нужно меньше работать и потратить один выходной день на поход в «Джон Льюис».

– Это мечты, – сказала Кейт.

– Мне нравится «Джон Льюис», – сказал он. – Просто я никак не доберусь туда. Да и что тут такого? Я люблю работать.

Все помогли вынести половину сосновой мебели из столовой и потом замечательно провели утро, сидя вокруг обеденного стола и обсуждая стратегии и направление развития. Комната была большая и светлая. За окном качала ветками яблоня.

На ланч Сэм достал из духовки рагу и несколько печеных картофелин, а потом яблочный крамбл со взбитыми сливками, и еще все выпили по бокалу вина, а Грэм рассказал довольно пикантную историю о предыдущем директоре музея и его любовнице, внезапно появившихся на приеме, устроенном для привлечения финансирования.

– Ты прекрасно готовишь, – сказала потом ему Джульет, когда они убирали на кухне посуду.

– Да, не отрицаю. Я люблю готовить, но делаю это теперь не так часто. В этом доме нужны гости.

– Он огромный.

– Да, согласен. Мне не следовало арендовать этот дом. Но после развода мне захотелось сбежать сюда, в Северный Оксфорд. По-моему, я представлял себя живущим тут в богемной роскоши, а не… не…

– Не в ловушке пригорода среди избытка сосновой мебели.

– Вот именно. Как ты, вероятно, видишь, я немного получил при разводе.

– Зато ты вовремя сбежал и не сошел с ума, – сказала Джульет. – А это уже кое-что.

– Поверь мне, – серьезно сказал Сэм, – ты права. Я выбрался из того ужаса, и у меня нет к ней ненависти, а у нее ко мне. Вот почему я так равнодушен к этому дому. – Он ополоснул тарелку под краном и окунул в горячую воду. – Ты меня понимаешь. Мне не нужны красивые шторы и дорогой телик. Мне нужно пока что одиночество, хорошая книга и бокал вина. До меня это был, кажется, уютный дом, полный любви. Мне нравится сидеть тут и чувствовать это. Я… я все еще собираю себя по кусочкам.

Она смотрела на него и не знала, что и сказать. Он дал ей полотенце.

– Ты хоть что-то поняла из того, что я сказал?

– Я все поняла, Сэм. – Она достала тарелку из раковины и встряхнула. – Да. Абсолютно все. – Чем ты угостишь тех счастливчиков, которые придут к тебе на Пасху? – спросила Джульет.

– Бараниной, выдержанной сутки в маринаде. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я нашел это блюдо в книге пуштунских рецептов.

– Я верю. Звучит соблазнительно.

Он криво усмехнулся.

– Я надеюсь. Приятно видеть у себя гостей. Они согревают дом.

– Много народу?

– Восемь человек.

– Тебе понадобится больше стульев, – серьезно заметила Джульет, прикусив губу.

– Я собираюсь заглянуть сегодня к вечеру в лавку старьевщика на Коули-роуд.

– Мне она нравится. Много лет назад я купила там крючок для одежды в виде птиц. Деревянный. Красивый.

– Там принимают вещи, оставшиеся после развода. И вещи умерших. Можно наткнуться на что-нибудь удивительно интересное.

– Когда-нибудь я поеду с тобой. Я обожаю рыться в таких лавках.

– Ну это было бы замечательно. Я… я с удовольствием возьму тебя с собой. Не в этот раз, а…

– Конечно… я все равно не могу… Пасха…

– Конечно… – Наступила пауза. Джульет кликнула на почту и написала себе памятку: позвонить во Францию, в одну тамошнюю галерею. Сэм кашлянул.

– Вообще-то, я зашел спросить у тебя одну вещь.

– Да? – откликнулась она. – Что-нибудь про архив Далбитти?

– О! Вообще-то, нет. Хотя Кейт Надин начала его разбирать. Она нашла письма Далбитти к Неду про Соловьиный Дом. Я обязательно покажу их тебе. Там действительно интересная информация о материалах, которые они использовали. Ива была шотландская, это приятный факт для тебя. Еще там ужасное письмо с соболезнованием, которое он написал, когда умерла дочь Неда. Странное вообще-то. Он извиняется в нем, пишет, как он сожалеет о случившемся.

– Почему они у него?

– Прости, что? Мы купили архив. Кейт работает с…

– Нет! Извини, я хотела сказать, что раз Далбитти писал письма Неду, они должны храниться у нас дома. Почему он получил их обратно?

– Потому что Хорнер вернул их ему, – медленно сказал Сэм. – Все их письма. С запиской. В ней написано: «Довожу до твоего сведения, что я прекращаю всякую переписку между нами».

Джульет со свистом втянула в себя воздух.

– Ох, не может быть.

– Последнее письмо написано в 1914 году. Он просит информацию о какой-то Мэри. Может, ты знаешь что-нибудь…

– Мэри – сестра моей прабабки. Как странно. – Она выпрямилась в кресле. – Знаешь, по словам моей Грэнди, ее мать рассказывала иногда о Далбитти, но не о Мэри. Боялась заплакать, вспомнив о ней. Вероятно, Далбитти и Мэри были любовниками.