Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

Ответчик не проявлял должной финансовой ответственности и не поддерживал Истца и их общих детей. Ответчик покинул семейный дом и увез детей Истца, предварительно не уведомив его. Истец не несет ответственности за ремонт нового дома Ответчика, а также финансовую ответственность за все, что содержится в доме, и отказывается от всех прав на всякие будущие доходы от упомянутого дома, именуемого Соловьиный Дом. Истец готов платить алименты на детей, но надеется, что вышеупомянутые факты будут приняты во внимание судом при определении ежемесячной суммы выплат Ответчику .

Эти мелкие выпады против нее и обвинения в недееспособности, словно он один годами содержал семью, а не они совместно – хотя что значит «совместно», если на самом деле Джульет была занята полный рабочий день и вкладывала в семью больше денег, но при этом выполняла большую долю ухода за детьми и домашней работы. Сейчас она ехала по узким дорогам, а перед ее глазами плавали слова и фразы из бракоразводных бумаг, и у нее кружилась голова от воспоминаний.

Он сделал ей предложение недалеко от этого места. Потом Грэнди встала в дверях и с указующим перстом заявила: «Вон отсюда!» Больше Джульет не приезжала в Соловьиный Дом при жизни бабушки.

Они уехали отсюда, остановились по дороге, чтобы Джульет стошнило в живой изгороди. Мэтт держал ее за руку, тер ей спину, утешал.

– Ничего страшного, ничего. Ты любишь ее, и не твоя вина, что она так переменилась. Горько и печально. – Теперь она вспоминала, что у них было все не так и плохо. Иногда он был просто чудесным. – Понимаешь? Улыбнись. Вот и хорошо. – Он снова потер ей спину. – Мне плевать, что она говорит. Я люблю тебя. Я уже люблю нашего ребенка. Давай поженимся. – Так что их помолвка произошла возле живой изгороди, когда ее тошнило: по иронии судьбы это был его самый романтичный поступок, какой она могла припомнить.

Теперь я должна помочь ему. Должна отпустить его как можно быстрее и безболезненнее.

Джульет села возле дома на каменную скамью и достала бракоразводные бумаги и ручку. Из дома неслись крики восторга. В деревьях пел вечерний птичий хор; вокруг все гудело, жужжало, оживая после зимы. Через месяц исполнится год, как она потеряла свою работу и раньше обычного вернулась на Далси-стрит. Прошли четыре времени года, и она помнила каждый месяц. Пора было подвести черту. Последним камнем преткновения были выплаты для Санди – Мэтт настаивал, чтобы они прекратились, если Джульет снова выйдет замуж. Она уступила и подписала бумаги. Если она снова выйдет замуж, то так удивится этому, что и не заметит ничего. К тому же алименты Мэтта были такими незначительными, что это не составляло разницы.

Их было недостаточно – но, как оказалось, ее жалованья тоже было недостаточно, чтобы держаться на плаву. Устраиваясь в «Фениман», она думала о работе, а не о заработке, и теперь работала три дня в неделю в госучреждении да еще оплачивала присмотр за детьми. Только за последний месяц счет за обогрев Соловьиного Дома составил почти четыреста фунтов. К своему жалованью она добавляла сберегательные облигации, оставленные ей другими дедом с бабкой, мамиными родителями, полузнакомыми людьми, которые умерли, когда она была маленькая. Они жили в Хампстед-Гарден-Сабербе, и в ее памяти остались лишь вязаные цилиндры с ленточками, в которых хранились рулоны туалетной бумаги. Пятилетнюю Джульет это поразило. В общем, она почти не помнила их, зато теперь каждый день мысленно благодарила бабушку и дедушку Уилсонов.

Она убрала конверт и решила прибраться в доме в ближайшие выходные и сделать снимки для онлайн-платформы по аренде жилья. Вскочила и пошла к машине, надеясь успеть до отправки почты. Снова вернулась в Годстоу и опустила конверт в почтовый ящик. Столкнулась с Джо и поздоровалась, потом быстро заглянула в «Паскаль и К» – обнять Фредерика, он позвал Джорджа, оба крепко сжали ее в объятиях, большая теплая рука Фредерика уютно легла ей на спину.

После объятия мир кажется светлее. Она купила сливочного масла и розжиг для камина, спросила с надеждой сумак для следующего пятничного вечера, когда Би испробует новый рецепт… все эти действия казались ей такими обыденными после того, как она подписала и отправила бракоразводные бумаги, но необычайно утешали. У нее снова кружилась голова, теперь уже от облегчения, кружилась и слегка болела – вероятно, перед грозой. С этими мыслями она вернулась домой, заперла машину и посмотрела на небо, ожидая увидеть грозовые облака.

– Нет, Санди, хватит с тебя хрустиков. Ешь омлет.

– Нет! – закричал Санди, столкнул со стола пластиковую тарелку и протянул к ней свои маленькие ручки. В последние недели он постоянно льнул в ней, то ли потому, что она стала работать и за ним три раза в неделю присматривали миссис Бидл или Энни, то ли потому, что он понимал больше, чем ей казалось? Или просто наступил такой возраст? Как бы то ни было, сейчас с ним было утомительно, он постоянно капризничал, кормить его, купать, укладывать спать было настоящее мучение.

– Нет, Санди! Нельзя бросать еду на пол, – в десятый раз сказала Джульет. – Ты озорничаешь. Я сержусь на тебя.

Огромные серые глаза Санди жалобно глядели на нее, по пухлым щечкам покатились слезы.

– Озолнитяись? – повторил он. Рядом с ним Айла ела омлет и переворачивала страницы греческих мифов, что-то напевая. Би нигде не было видно. Санди взял другой кусок омлета и швырнул на пол.

– Не хотю омлет.

Джульет чувствовала страшную усталость и раздражение. Скрипнув зубами, она сердито подумала о Сэме. Он был один в своем огромном пустом доме, пил вино, возможно, слушал Pulp , занимался какой-нибудь ерундой, – например, читал детектив или готовил яблочный пирог «Татен». Вот это жизнь. Джульет стерла со стола банановую кляксу.

– Санди не получит сладкого, потому что он бросает еду на пол.

В ответ Санди и сам бросился на пол, крепко схватил Джульет за ногу и завыл.

– Мамммаа ! Мааааааамммммммааааа … – Он безутешно выл, набирая новую порцию воздуха, бился лбом о ее коленку, мотая кудряшками, как бы призывая мать исправить ужасную ошибку. – Нееее мааамммммаааа !

– Боже, – сказала в дверях Би. – Заткнись, Санди, прекрати свой цирк.

У Джульет радостно забилось сердце при виде старшей дочки.

– Как дела, доченька?

– Хорошо. Все хорошо, ма. Слушай, я понимаю, что надо было спросить раньше. Можно к нам на Пасху придет Эва?

– О… – Джульет попятилась, забыв, что Санди все еще висел на ее ноге. Айла что-то пробормотала и перевернула страницу. – Эва? Кто она?

– Девочка из моей школы. Моя подружка.

– Я думала, что Фин твоя подружка.