Велько Петрович - Избранное

— А у нас все по правде. Мне летом подарят настоящую столярную мастерскую и живую лошадку, маленькую, с собачку.

Тришко задумался и ничего не ответил. Казалось, он уже не слушал.

Мать внесла завтрак. Она удивленно посмотрела на примолкших детей и спросила:

— Что случилось? Почему вы не играете?

Стевица сказал усталым голосом:

— Мы уже во все переиграли.

— Ну вот, опять тебе уже надоели игрушки. Боже мой! Тратишь на них такие деньги, а тебе уже на второй день неинтересно. Весь чердак забит твоими игрушками. Нет, больше мы тебе ничего покупать не будем. Выброшенные деньги. Ну, а теперь поешьте. Обед сегодня поздно.

Дети едят неохотно. Потом Стевица опять ложится, а Тришко садится на ковер. Стевица закрывает глаза и незаметно засыпает. А Тришко потихоньку подползает к игрушкам, разглядывает их. На минуту задумывается, а потом вытаскивает из кармана свою пустую катушку на шнурке, гладит ее и чему-то улыбается. Губы его насмешливо двигаются, как будто он что-то ласково шепчет. Он вытягивает руку, ставит катушку на ладонь, хмурит брови и грозит ей пальцем:

— Ну, погоди у меня, я тебе покажу! Разве так стоят перед капитаном?

Потом он присаживается на корточки и свободной рукой дергает шнурок у себя за спиной, как будто это делает кто-то другой. Катушка падает. Тришко сердится не на шутку:

— Ну, погоди, я тебе покажу! Как ты посмел напиться?

И ставит ее опять прямо.

— Смирно!

Катушка-солдат стоит смирно, трепеща перед офицером. Она смотрит на него единственным глазом со страхом и уважением.

— Так. Ах, ты опять падаешь? Ах, ты… — в пылу гнева Тришко уже кричит на своего солдата, забыв, что барчук спит.

Барчук между тем проснулся и в недоумении прислушивается к бормотанию Тришко. Он едва сдерживается, чтобы громко не рассмеяться. Тришко опять поставил на ноги своего солдата и бьет его соломинкой.

— А, теперь ты еще и орешь? И не слушаешь, что я тебе приказываю?

— Хи-хи-хи, что ты, кто орет? Никто же не орет! Ты что, с ума сошел? Что ты делаешь?

Тришко едва поднимает голову — он занят серьезным делом:

— Солдат у меня напился!

Стевица подходит поближе и с любопытством, но все еще насмешливо спрашивает:

— Какой солдат?

— Да вот, мой солдат; не слушает меня. А я его капитан!

— Да это же просто катушка от ниток, дурак!

Тришко отвечает сердито и презрительно:

— Пф, так ведь это игра! И играть-то ты не умеешь. Эх, ты!

— А как в это играть?

— Как? Видишь, это мой солдат, а я капитан, я его обучаю. А ну смирно! Так. Вперед! Как ты поднимаешь ноги, не ел, что ли? Стой! Ложись! Встать! А теперь весь полк, стой! Нале-во! Так. Очень хорошо! Молодцы! Получите сегодня суп!

Он удовлетворенно похлопал катушку и гордо обернулся к Стевице:

— Видишь, как надо играть.

Стевица уже серьезно берет в руки этот обточенный кусочек сухого, легкого и такого удивительного дерева и нерешительно просит Тришко:

— Давай еще во что-нибудь поиграем.

— А во что?

— Во что-нибудь. — Он грустно пожимает плечами. — Я ни во что не умею.

— Постой. Давай играть в подзорную трубу, как в нее смотрят на звезды. — Он берет катушку двумя пальцами и, прищурив один глаз, смотрит сквозь отверстие на потолок.

— Что ты видишь, Тришко?

— Вижу Луну и много-много звезд. На Луне горы большие-большие, как дом, и какой-то человек пашет на горе на белых волах и кричит: «Но, Белый! Но, Крылатый!»

Глаза у Стевицы блестят, он прижимается к Тришко и пытается взглянуть вместе с ним в круглое отверстие.

— И мне дай, и мне, и я хочу посмотреть! — И он закрывает один глаз рукой.

Стевица с трепетом берет в руки катушку, смотрит в нее и, разочарованный, возмущается:

— Я ничего не вижу. Где же Луна?

— Ну и осел же ты! Ведь это игра. А ты только все портишь! Ну, видишь теперь!

Стевица, пристыженный, лепечет:

— Вижу.

— Что ты видишь?

— Луну.

— А еще что?

— Не знаю.

Тришко сердито вырывает у него катушку.

— Не сердись, Тришко! Ведь я не умею, ведь я так, по-всамделишному, никогда не играл. Научи меня.

— Ну, хорошо, — смилостивился Тришко. — Давай играть в пушку. Я буду наводить, а ты стреляй. Возьми спичку, поднеси вот сюда, здесь порох и ядро, и стреляй! Да не настоящую. Пальцем. Вот! Раз, два, три — пу-у! — Смотри, как валятся турки!

Стевица радуется своему успеху.

— А теперь вон по тем, в лесу. — И он указывает на кадку с пальмой. — Ветки летят! Все попадали! Ура! Да здравствует наша пушка! Ура артиллеристам! Вот вам, герои-молодцы, медали!

И Тришко, оторвав два листика от стоящей в комнате герани, вставляет их Стевице в петлицу. Тот гордо выпятил грудь и с уважением смотрит на Тришко.

— А теперь что мы будем делать?

— А теперь давай играть в лесных разбойников. Разведем костер и уговоримся, на кого нападать.

Стевица, опечаленный, поеживается.

— Да-а, мама не разрешит в комнате костер устраивать.

— А мы и не будем. Мы понарошку.

Стевица задумывается, а потом начинает скакать по комнате от радости, что ему пришла в голову счастливая мысль.

— Погоди.

Он притаскивает из соседней комнаты тарелку со всходами пшеницы и лампадкой. Тришко хлопает его по плечу.

— Вот здорово!

Стевица, обрадованный похвалой, спрашивает:

— А куда мы это поставим?

— Сюда, — приказывает Тришко.

Стевица охотно покоряется и лезет под рояль.

Тришко, изменив голос, заговорил басом:

— Сегодня мы должны подстеречь богатых греков из города. Нам нужны дукаты.

— Да! Я задушу Мошу, а ты Полака! — отвечает в тон ему Стевица и, взяв в рот карандаш, пускает изо рта воображаемый дым. — Ты, атаман, выходи на дорогу, а я буду ждать под этим пнем, ты свистнешь, и я выстрелю.

А из-за приоткрытой двери за ними уже давно наблюдает мать и старается понять, что это делают дети. Ей и смешно и интересно.

— Я знаю, — говорит Тришко басом, поглаживая воображаемые усы, — они должны пройти здесь, по этому ущелью. Мы их увидим сквозь деревья. Ты спрячься вон за тот дуб с дуплом, в нем наверняка полно змей, осторожно, подкрадывайся ползком, да смотри не наступи на сухую ветку — хрустнет и выдаст нас. А я взберусь вон на этот тополь, в зубы возьму кинжал, а за пояс заткну револьвер. Нет, в орла не стреляй, они услышат, — шепчет он, указывая на муху, проснувшуюся от света лампадки. И снова, взяв в руку катушку, прижимает ее к глазу и продолжает зловещим шепотом, так что у Стевицы замирает сердце: — Ползи осторожно, вот здесь, да потихоньку, чтобы курок не соскочил, так, дай-ка мне руку… Так. Стой! — И, приложив ладонь щитком к глазам, спрашивает приглушенными голосом: — Видишь?

— Нет еще. Но постой. — И Стевица прикладывает ухо к полу. — Я слышу конский топот. Спускай курок, стреляй! — И, прицелившись катушкой в зеленые ростки на тарелке, он щелкает языком. Щелкает языком и Тришко, они вскакивают и нагибаются над тарелкой.