Ион Садовяну - Конец века в Бухаресте

Вдруг небольшая дубовая дверь в стене распахнулась, и на пороге, с трудом пригнув голову, появился Стате Якомин. Это был высокий, некрасивый мужчина лет шестидесяти с лишним. Крупная лысая голова без шеи, за очками в золотой оправе — маленькие живые глазки. Толстые полураскрытые губы, редкие волоски не выросших даже к старости усов делали лицо его странным и даже несколько неприятным. Голос у него был густой, крупные, костистые руки двигались не переставая, вертя длинный янтарный мундштук. Стоило, однако. Якомину заговорить, как сразу же становилось ясно, что человек он добрый и очень внимательный. Обняв Янку за плечи, словно старинного своего приятеля, он увлек его в кабинет, который хоть и был меньше библиотеки, но книгами был набит так же. Мебель в кабинете была дорогая, старинная, адвокат отличался не только изысканным вкусом, но и знал толк в старине, что по тем временам в Бухаресте было редкостью. С потолка спускалась огромная бронзовая люстра с сотней синих севрского фарфора цветов, внутри которых бронзовые лепестки удерживали свечи. Письменный стол и кресла были черного дерева. Спинки кресел украшали резные орлы. В углу стоял старинный резной пюпитр, на стене висела карта.

Среди груды папок и раскрытых книг виднелась большая пепельница из прозрачного с темными прожилками камня, доверху набитая окурками. Пол покрывал мягкий пушистый ковер. Свет сквозь оконные витражи падал цветными пятнами.

— Каким ветром занесло тебя ко мне, Янку? — спросил Якомин, усадив гостя в кресло.

— Несчастья одних и доброта других, — отвечал Урматеку, — Прислал меня барон Барбу ради его слуги.

Адвокат, взявшись за ручку кресла, наклонился над письменным столом и с участием осведомился:

— А как себя чувствует Барбу? Я слышал, что он тяжело болен. Просто верить не хочется.

— К сожалению, так оно и есть! — подтвердил Янку.

— Жаль! Жаль! Хороший он человек! — проговорил адвокат и задумался.

Хотя Якомин был моложе барона, хотя принадлежал он к партии либералов, отношения у них были самые дружеские. Время от времени они встречались в клубе или на обедах, какие иной раз давала домница Наталия. Поначалу они горячо спорили о политике, но с годами горячность прошла. Барон Барбу становился министром, когда у власти бывали консерваторы, Якомин довольствовался депутатским креслом, неважно, были ли либералы в оппозиции или у власти. Никогда, даже в период правления Янку Брэтиану, он не принимал правительственных постов, хотя постоянно оказывал либералам значительные услуги.

— Ну а кто он такой, на кого свалилась беда? — спустя некоторое время спросил Якомин, зажигая одну сигарету от другой.

— Бедолага один, мелкий служащий. Человек он свой, только вот по глупости совсем запутался!

Урматеку принялся подробно рассказывать всю историю с Тыркэ. Больше всего он сожалел о том, что непростительную ошибку Тыркэ совершил как раз в связи с покупкой им, Янку Урматеку, поместья. Он обрисовал положение: судя по доносу, это его, Янку, недоброжелатели затеяли дело против Тыркэ, поэтому он сам и не может вступиться за несчастного писаря, хотя ему и жалко его. Поэтому барон Барбу и просит вызволить непутевого Тыркэ из беды.

— А как зовут прокурора, который возбудил это дело? — улыбаясь, спросил адвокат.

— Господин Ханджиу! — незамедлительно ответил Урматеку, ожидавший этого вопроса.

— Ага! — воскликнул Якомин. — Этот молодой человек, похожий на часовой механизм, воображает, будто закон чем он уже, тем он лучше. Но как я вижу по этому делу, он, ко всему прочему, еще и тороплив!

Якомин встал и принялся расхаживать по комнате. Янку почувствовал, что есть надежда покончить с этим делом, но как, этого он угадать не мог.

— Эх, Янку, ну какие вы служители закона?! Ведь дело ясное, как божий день! — покачал головой Якомин и вновь опустился в кресло.

Подняв вверх руку с двумя вытянутыми пальцами, он стал излагать свои аргументы:

— Предположим, что ошибка была и ошибся Тыркэ в самом начале! Предположим, что ошибка была преднамеренная и ты сам натолкнул на нее, как пишется в доносе!

Янку, протестуя, замахал руками.

— Я сказал: предположим, — продолжал адвокат. — Давай посмотрим, какие бумаги не согласуются? Возможно, из-за подлога, возможно, из-за ошибки, как утверждает Тыркэ, не сходятся залоговые бумаги и поземельный план поместья! Но торги-то состоялись? Состоялись. Публичные? Публичные. Значит, имеется подтверждение суда, узаконивающее сделку? Имеется. Юридическое скрепление торговой операции в твою пользу! Кто может против этого протестовать? Только заинтересованные лица, возбудившие гражданский иск! Или таковых нет? Барбу это и в голову не придет. Тому, кто давал деньги в долг, тоже: он доволен теми процентами, которые получил. А ты… ты что, с ума сошел? Сам на себя подавать в суд? Кое-кто может увидеть в сделке мошенничество. Возможно, так оно и было. Но у кого есть право пересматривать его с самого начала? Прокурор, если он и пожелает вмешаться, — есть ли у него право передать дело в суд и добиваться отмены решения? Нет, решительно нет! А почему? А потому, что юстиция уже положительно высказалась по поводу дела в целом, внутрь которого, возможно, закралась и ошибка. А министерство юстиции, Янку, никогда не ошибается!

Якомин поднялся. Некрасивое лицо его преобразилось и просветлело. Последние слова он произнес торжественно, даже благоговейно. Чувствовалось, что он не просто хотел произвести впечатление на Урматеку пышными словами, он и сам был проникнут непоколебимой убежденностью в их справедливости, отчего и преобразилось его некрасивое лицо. Помолчав, Якомин отправился в библиотеку и вернулся оттуда с толстым фолиантом. Раскрыв его, что-то прочитал и, покачав головой, проговорил как бы про себя: «Конечно, я был прав!» Оба некоторое время сидели молча. Наконец, Якомин совсем уже по-дружески пригласил Янку:

— Иди-ка сюда! Садись за стол и пиши!

Сам Якомин неспешно подошел к окну и, глубоко затягиваясь сигаретой, стал диктовать:

— «Поскольку нотариальное свидетельство о торговой сделке является также выражением мнения и министерства юстиции, приказываем прекратить всякое дознание по делу, ибо министерство юстиции никогда не ошибается!» Министр… Подчеркни последние слова. Вот этой самой резолюцией Барбу и спасет своего человека. Отправляйся домой. Пусть Тыркэ напишет прошение, а ты найди человека, который в верхнем углу красивым почерком напишет то, что я тебе продиктовал. Барбу останется только подписать!

Адвокат, сложив руки на груди, смотрел на Янку. Все, что Янку передумал о Якомине, ожидая в библиотеке, нахлынуло на него — на глазах Якомин сотворил чудо. Горячо поблагодарив его от имени барона, которому адвокат пожелал доброго здоровья, Янку, чувствуя себя совсем другим человеком, вышел из кабинета, поклявшись, что детям Амелики он внушит уважение и любовь к книгам, в которые отныне сам уверовал беспредельно.