Ян Папп - Направление — Прага

Председатель несколько раз кивнул, потом встал и во всеуслышание заявил, что, учитывая международный авторитет свидетеля и его крупные заслуги, суд принимает все его показания и в дальнейшем не станет его прерывать. Более того, показаниям доцента Горского будет придаваться особое значение. Судебное разбирательство переносится на завтра, на девять часов утра.

Весь вечер я бесцельно бродил по улицам города, любовался памятником Фридриху Шиллеру на Герренгассе, разглядывал витрины магазинов.

Я сел на пустую скамью у реки, наслаждаясь тишиной и покоем. Тогда, в 1937 году, после окончания института, мне казалось, что мне принадлежит весь мир. Но меня забрали в армию и после краткосрочных учений назначили главврачом военного госпиталя в Нимбурке, а потом перевели в Каменски Шенов.

Судеты… После Мюнхена мы отступили на линию Мелник — Млада-Болеслав — Баков-над-Йизерой, почти в самом центре Чехии. Потом мы еще полгода, как говорится, играли в солдатиков. Жалкий спектакль! После оккупации Чехословакии 15 марта нас распустили из армии. До окончания действительной службы мне оставалось еще пять месяцев.

Я долго рассылал запросы, обивал пороги больниц, пока наконец не устроился в терапевтическое отделение роудницкой городской больницы. Получить место было тогда совсем не просто.

Я проработал в Роуднице всю войну, там женился, там у нас родился первый сын, а весной 1945 года именно в нашей больнице были зафиксированы первые случаи тифа. Эти больные оказались бывшими заключенными Малой крепости Терезина. Мы сразу же сообщили об этом подпольному руководству и получили задание под флагом Международного Красного Креста проникнуть в Малую крепость и подготовить почву для новых медицинских групп. Но главной целью было объявить карантин. Впервые увидев весь кошмар и унижение человека в Малой крепости, я отказывался верить своим глазам.

При помощи советских военврачей и благодаря мужеству всего медперсонала нам удалось ликвидировать эпидемию сыпного тифа. А когда я снова вернулся в роудницкую больницу, меня ждал приятный сюрприз: я был назначен главным врачом; самый молодой главный врач в республике — мне было тогда ровно тридцать.

Так прошло лет пять-шесть. Я начал серьезно заниматься бактериологией и эпидемиологией, опубликовал несколько статей в специальных медицинских журналах.

В июне 1951 года мне позвонил из Праги доцент Тула, под руководством которого я работал в Малой крепости, и предложил на несколько недель поехать с группой чехословацких врачей в Индию, в штат Бихар, где вспыхнула страшная эпидемия холеры. ООН обратилась к государствам-участникам с призывом направить в Индию медицинские отряды.

— Я еду руководителем нашей группы. Поедешь с нами? — предложил мне Тула.

— А как же больница? — пробормотал я.

— Обойдутся как-нибудь без тебя. Ну что, согласен? Наше министерство быстренько оформит все бумаги.

Я согласился.

Первыми заболели несколько землекопов в англо-индийской археологической экспедиции в долине Бихар-Пур. Сперва на это не обратили серьезного внимания, всем было важнее отыскать новый наскальный храм прежде, чем начнется сезон дождей. Потом заразилось еще несколько рабочих. Двое умерли. Отдельные случаи перерастали в эпидемию, перекинувшуюся на ближайший город. А когда перепуганные археологи наконец поняли всю степень опасности и забили тревогу, было уже поздно. Холера распространилась по всей долине. Санитарный кордон индийской армии оказался бессилен, нагрянул грозный враг.

В городе и по всей долине разъезжали машины с репродукторами, то здесь, то там слышалось: «Не пейте ни капли воды без предварительной очистки и кипячения! Не ешьте продуктов, не убедившись в их свежести, они могут быть заражены холерными палочками! Чаще мойте руки мылом в растворе марганцовки! Ни в коем случае не прикасайтесь руками ко рту. О малейшем недомогании сообщайте врачам!»

Я до сих пор слышу эти голоса, доносящиеся из репродукторов, шум моторов, лай собак, удиравших из-под колес.

Медицинские отряды со всего мира привозили тонны лекарств, сотни опытных медсестер ухаживали за больными, установилась строжайшая дисциплина, гигиена воцарилась там, где прежде о ней понятия не имели. И так до тех пор, пока наконец не удалось победить эпидемию, так и не переросшую в пандемию.

Уезжая из Бихара, мы встречали на дорогах группы людей. Они махали нам пальмовыми ветвями и кричали: «Хинди — чехи, бхай, бхай!»

После возвращения я недолго задержался в Роуднице, буквально через месяц мне предложили место научного сотрудника в Институте бактериологии при медицинском факультете Карлова университета.

И снова меня направили за границу — на этот раз в Египет на эпидемию брюшного тифа.

Потом сбылось: я стал доцентом. Завертелась ежедневная карусель лекций, экзаменов и коллоквиумов. «Тех, кого боги ненавидят, они делают учителями», — посмеивался профессор Тула над моими каждодневными педагогическими заботами, хотя сам он преподавал уже много лет.

В 1961 году нам предложили поехать в Африку, в Гану. В окрестностях Аккры вспыхнула эпидемия оспы, грозившая перерасти в пандемию. По просьбе Всемирной федерации врачей Чехословакия направила в Гану большую группу эпидемиологов, инфекционистов, диагностов и медицинских сестер, специально обученных для работы в тропиках.

Мне никогда не забыть того дня, когда я вступил на деревенскую площадь в небольшом селении севернее Аккры. Нигде ни души. Вокруг мертвая, жуткая тишина. В хижинах нам открылись еще более ужасные картины. Воздух был пропитан запахом гноя, черные тела метались в горячке, одни были в начальной стадии болезни, лица других покрывала красная сыпь, еще не налившаяся гноем, многие были уже при смерти.

И только в одной хижине мы обнаружили троих здоровых парней со следами прививок.

— Почему прививки только у вас троих?

— Мы в прошлом году ездили в Аккру, а там в тот день как раз делали прививки, — ответил один из них.

— А в деревне?

— Когда приехали врачи, все убежали в лес по приказу великого колдуна Фудру, — признался второй юноша.

Пока мы успешно боролись с оспой, из джунглей и болот Того, граничащего с Ганой на востоке, ворвался новый враг — вирусная лихорадка неизвестного происхождения, болезнь с очень странными, не поддающимися обычной диагностике признаками. Прежде считалось, что эти локальные лихорадки не представляют какой-либо серьезной опасности для других стран. Но сегодня, в век реактивных самолетов, достаточно немногих часов, чтобы смертоносный вирус проник на другой конец света.

Из Ганы мы возвращались удрученными и подавленными. И хотя поставленную задачу мы там выполнили, но во второй раз в жизни я понял, что иногда медицина бывает бессильна. Впервые я это ощутил в Малой крепости, к счастью, только в начале нашего пребывания там. Но медицина борется даже тогда, когда кажется беспомощной. В прошлом году мы получили сообщение, что одной из лабораторий удалось выявить загадочный вирус, после чего он был ликвидирован и в Африке. Его носителем оказалась моча лесных крыс. Ну и вывести действенную вакцину теперь уже не составляло большого труда.