Корнелиу Леу - Власть

— Склады блокированы нашими людьми!

— Ошибаешься. Мы их разогнали. Посмотри на площадь. Алексе убит. По моему приказу. Когда-то я спас ему жизнь, а сегодня приказал убить его!.. — Поскольку на другом конце провода Дрэган, ошеломленный, молчал, Танашока продолжал: — Да, да, посмотри в окно, взгляни на переднюю повозку!

Первой мыслью Дрэгана было отвергнуть любой довод, приведенный Танашокой, любое слово, высказанное им. Но он сдержался. Словно наэлектризованный, он опустил трубку и, позвав остальных, направился к окну.

Действительно, возле одной из повозок, освещенный пламенем факела, на асфальте лежал труп. Известью кто-то написал рядом с ним: «Алексе».

Дрэган больше не мог сдерживать себя. Он схватился за пистолет, но чья-то тяжелая, горячая рука остановила его.

То был Киру. В маленьких наполнившихся слезами глазах его стояла мольба.

— Нет, Дрэган! У нас есть двадцать минут, нам еще нужно успеть кое-что сделать. Не надо стрелять.

Дрэган освободился от удержавшей его руки. Он подошел к телефону и, не дожидаясь слов старика, крикнул в трубку:

— Ты негодяй, господин Танашока! Негодяй!

— Я самый сильный человек, и этим все сказано, — послышался спокойный голос старика. — Нет более сильного человека, чем Танашока, запомни это.

— Нет, есть несравненно большая сила, и вы это скоро почувствуете!..

— Господин Дрэган, послушай меня. Я человек старый и видел многих своих врагов побежденными. Главное — быть живым! Послушай меня: кто жив, тот побеждает. Есть единственное стоящее дело — это быть живым!

Дрэган знал: через двадцать минут он будет мертв, а старик еще будет жить. Знал, но не это волновало его: он должен был попытаться сделать что-либо для своих друзей, для своих товарищей. Поэтому он сказал:

— В примэрии очень много ваших, господин Танашока.

Но в ответ бесстрастно прозвучал голос старика:

— Мне до них нет никакого дела. Я хочу спасти тебя, господин Дрэган, тебя и твоих друзей. Когда ты выйдешь из примэрии, увидишь, если захочешь, как остальные взлетят на воздух.

— Я мыслю по-иному. Прошу не путать меня с вашими.

— И я прошу тебя не сомневаться, что говорю серьезно, — с вызовом набросился на него старик. — Мне нужен ты и твои люди. Торговцев, спекулянтов, политиканов вроде Сегэрческу у меня достаточно. Такого добра хватает! Видишь, я тебе говорю комплименты. Будь разумным и выходи из примэрии. Это единственная для тебя и твоих друзей возможность показать массам, что у вас осталась хоть капля рассудка.

Дрэган хотел снова крикнуть ему: «Негодяй!» — но сдержался. Он знал, что Танашока не раз обманывал людей и ему ничего не стоит обмануть еще раз. Поэтому у Дрэгана не оставалось никаких сомнений насчет того, как поступить. Только таким путем люди не будут обмануты и на самом деле убедятся, кто такие коммунисты, во что они верят и каковы их цели. Только таким образом станет ясно, кто на самом деле развязывает террор и насилие.

— Мы не выйдем, господин Танашока, будьте уверены в этом, — ответил Дрэган твердым тоном. — И можете не сомневаться: мы еще до разговора с вами решили выпустить находящихся здесь людей, даже если они спекулянты или ваши подручные. Мы не совершаем преступлений. Население с нами, и мы можем устроить все мирным путем.

Не дожидаясь ответа старика, он положил телефонную трубку и окинул взглядом товарищей, будто хотел убедиться, готовы ли они.

Да, они были готовы.

Он пошел впереди них. Темнота уже не мешала им. Они теперь хорошо ориентировались в этом большом здании, как будто владели им долгое время. Шаги идущих гулко отдавались в тишине. На первой ступеньке Дрэган остановился, не выдержав:

— Алексе убили… негодяи!

Боль сжала ему горло, и Тебейкэ понял это даже в темноте. Расстроенный, как и Дрэган, он по-дружески стал успокаивать его:

— Оставь, Дрэган… У нас мало времени, и многое надо сделать, сам знаешь… Оставь…

Дрэган зажег фонарь, осветил ступеньки.

Они шли друг за другом, и слова Тебейкэ: «У нас мало времени, и многое надо сделать» — звучали в ушах каждого.

По окаменевшему лицу Дрэгана пробежали две крупные слезы. Он подавил рвавшийся из груди стон. Взволнованный Киру положил ему руку на плечо:

— Дрэган, успокойся! Ты должен еще поговорить с торговцами!

Дрэган кивнул головой:

— Поговорю!

Он быстро спустился по парадной лестнице и остановился на последней ступеньке.

— Послушайте! — крикнул он в почти непроницаемую темноту холла. — Вам раздадут постановление и списки цен. Вы направитесь в ваши магазины, вывесите эти листки на видном месте и будете строго соблюдать постановление. Имейте в виду: не играйте с огнем! Наши силы очень велики. Когда мы восстановим в городе порядок, торговать будет разрешено только тем, кто выполнил наше постановление. У нас будет достаточно источников информации: вы ведь сами видели, сколько населения вышло сегодня на нашу демонстрацию. Имейте это в виду!..

Осенняя ночь была холодной и влажной. Площадь стала похожа на поле боя. Статуя поэта возвышалась над морем черных беретов моряков. На тротуарах, за столиками ресторанов пили распоясавшиеся хулиганы. Под столами они держали толстые дубины, в карманах — пистолеты. В расположенных этажом выше учреждениях ставни были закрыты, будто эти учреждения еще не ожили после войны.

Здесь сосредоточилось несколько подразделений, расположившихся полукругом и отделенных друг от друга небольшими промежутками. У входа в здание примэрии змеились по асфальту толстые черные провода, ведущие к ящикам с динамитом в подвал, под фундамент здания.

— Братья, братья, это я, полковник Кондря, префект уезда! — послышался удививший всех голос.

— Что такое?..

Командор отскочил от своего стола, где он вместе с другими офицерами организовал нечто наподобие штаба, и вышел вперед.

— Братья… выпустите нас, братья!.. Нас здесь несколько честных людей! — кричал все тот же голос.

Когда префект был у выхода из примэрии, командор через разбитое окошечко в узорчатой двери увидел губы и кончик его носа.

— Господин командор, это я, полковник Кондря! И господин Сегэрческу тут! С нами еще несколько честных людей… Откройте дверь!

Командор отдал несколько коротких команд. Решетку отвели, открыли дверь. Префект всей своей тяжестью упал на грудь обнявшего его командора, сумев лишь вымолвить признательное:

— Братья!..

Вслед за ним вышел инженер Сегэрческу. Он остановился в дверях, еще не веря в освобождение, потом обрел свою обычную манеру держаться и обвел взглядом группу зданий на противоположной стороне площади. На несколько секунд его взгляд задержался на здании клуба национально-либеральной партии. Мысленно сказав: «Теперь я герой!» — он с гордо поднятой головой шагнул вперед и, похлопав офицера по плечу, произнес: