Анна Каменова - Вблизи Софии

Она думала, что он будет возражать против ее последней затеи — библиотеки, и готова была спорить, отстаивать, защищать свое решение.

— Нет, ты меня не разубедишь. Раньше по крайней мере у меня была уверенность в том, что я тебе необходима. Но теперь я вижу, что мои заботы иногда тебе досадны и даже мешают. Да и мне кажется эгоистичным и мелким заниматься только тем, как бы создать для тебя уют. Я так много слышала от тебя, да и сама читала в газетах столько репортажей и фотографий со стройки. Но не обращала на них внимания, они меня не волновали и даже надоедали. Мы, горожане, представления не имели, что вблизи Софии совершается что-то величественное. Теперь мне стыдно за себя. Я тоже хочу положить в это здание хоть один кирпич.

К стремлению Доры работать нужно было бы прибавить еще одно, что таилось глубоко в ее сердце. Она надеялась, что так она станет ближе Траяну, исчезнет отчуждение, выросшее между ними в последние месяцы. Он смотрел на нее изумленно и растроганно, угадывая ее мысли и чувства лучше, чем она могла предположить. Траян испытал нечто подобное с месяц назад. Он возвратился домой поздно ночью. Дора задремала, ожидая его. Из ее рук выпала книга. Он поднял. Книга о строительстве туннелей. Тогда он не понял, зачем она читала эту книгу. Теперь же ему стало ясно, что ей хотелось быть ближе к стройке, а может быть, и к нему.

— Дора, я совсем не возражаю. Напротив!

Она стояла к нему спиной, глядя в окно, не желая выдать своего волнения. Сквозь пелену, застилавшую глаза, она увидела маленького Борко, запыхавшегося, гордого от сознания важности возложенного на него поручения.

— Дядя Спас сказал, товарищ инженер, чтобы вы скорей шли в шахту!

На этот раз Дора не обиделась, что Траян прервал разговор на полуслове.

В комнате, казалось, никого не было. Только временами слышалось жужжание веретена, повторявшееся с механической точностью.

— Мама, — позвала Божурка. Она лежала, вытянув ногу, на широкой жесткой кровати. — Дай мне вон ту книгу с фотографиями.

Женщина оборвала нить, положила веретено в корзину и подошла к кровати.

— Болит нога-то, доченька?

Три месяца назад огромный ковш с бетоном, которым Божурка управляла по телефону, упал рядом с ней, задел ее и сломал ногу. Девушку тут же отвезли в Софию и доложили ногу в гипс. Теперь гипс сняли. Божурка вернулась в село, но вставать ей не разрешали.

— Мама, — девушка приподнялась, пытаясь заглянуть в окошко над кроватью, — почему это шумят на улице?

— Да как же не шуметь, доченька? Ведь наши свояки собираются. Уж и грузовик пришел. И не один — два им дали. Вроде и добра-то не было, а уж до отъезда целую телегу отправили. Все село сбежалось помочь им да посмотреть, что будет. В шести домах собираются, и в верхней слободе тоже. На нашем краю первыми грузятся Стояновы. Только бы мне закончить эту кудель, ведь последняя, тогда пойду и я погляжу да помогу. Ох, и до нас очередь скоро дойдет. Хоть бы нога-то у тебя быстрей зажила!

Зашуршала газета. Божурка аккуратно сложила ее и сунула под подушку. В газете была фотография водохранилища. Мать не должна видеть. Будет ругать, что опять думает о стройке. С тех пор как она сломала ногу, мать и заикнуться ей не давала о водохранилище. А девушка не могла не думать о стройке. Она привыкла к людям, к работе — ко всему. В несчастном случае виновата она сама: заговорилась, вот и попала в беду. Еще легко отделалась — могло случиться и худшее. Теперь, когда вернется, станет внимательнее. А работать будет не хуже Тани. Только бы опять взяли на работу. Она верила, что ее примут снова. Инженер Зарев так заботился, чтобы ее устроили в больницу, чтобы ее лечили лучшие врачи, и даже два раза навестил ее. И со стройки часто к ней заходили.

— Мама, я встану, похожу. Дай мне стул, я обопрусь.

Мать, не оборачиваясь, смотрела во двор, широкий, грязный. Чего только не было под навесом: дрова, корзины, топоры и тесло, кадушки, гнилые доски и мешки. Разве все это увезешь? А за ним огород, где они посадили фасоль, тыкву, кукурузу и картофель. Маленький огород, но им хватало на долгую зиму.

Девушка прильнула к другому окну. На улице толпились мужчины, женщины, дети. А люди все шли и шли. Они печально покачивали головами и вполголоса переговаривались. Машина, нагруженная доверху, медленно тронулась, забрызгав грязью собравшихся. Разозлившийся мужчина без шапки раскричался у самого окна.

Божурка отпрянула, отошла в глубь комнаты. Девушка знала, что ее ждет, если она заговорит о возвращении на водохранилище. Отец рассердится, может даже прибить ее. Но что бы ни было, она пойдет. Нога уже совсем зажила. Спиро — тот высокий опалубщик — все передает ей приветы. Даже сказал: «Если и с короткой ногой останется, все равно женюсь, только бы пошла». Немало девушек вышли замуж на стройке. Но она будет ждать Ганчо.

Мимо дома проехала телега, груженная черепицей. В нижней слободке уже стали разбирать опустевшие дома. Из соседних сел и городов приезжали сюда за строительным материалом.

Рядом с телегой бежал мальчик. Увидев толпу, он остановился и стал возбужденно рассказывать:

— Если бы видели! Разобрали дом тети Гины. Ничего не осталось. Только одна стена, и труба торчит. И ее сломают. Все увезли: двери, окна, черепицу.

Божурке захотелось плакать. То, что люди уезжали в другие села, не казалось ей таким уж ужасным. Страшнее было то, что разрушают дома. Вот так постепенно исчезает их село. И, если не придет вода, села все равно уже не будет. Но вода придет!

Шум усиливался. Мать выскочила на улицу и засуетилась около вещей. Она пыталась помочь, но больше мешала.

— А нельзя ли было, раз уж переселяться, так всем вместе и поближе к селу?

Но охать да ахать было некогда. Грузовик уже въезжал во двор по упавшему забору.

Хозяин и двое его братьев стояли на машине и принимали вещи. Соседи помогали выносить все, что осталось в доме. Женщины ходили по опустевшим комнатам и сокрушенно качали головами:

— Не могу узнать их дом: то ли он, то ли нет.

— Через несколько дней ты и своего не узнаешь.

У дома две подруги утешали девушку, которая плакала, закрыв лицо фартуком.

— Не нужно, сестрица! Может, там еще лучше будет!

— Я не об этом, — всхлипывала девушка. — Где меня будет искать Добри, как вернется из армии?

И девушка снова спрятала голову в фартук.

Хозяйка суетилась по двору среди вещей: стол, стулья, большая лохань, огромная корзина и рядом маленькая с бердами от ткацкого станка. Но она их даже не замечала, а шарила в грязи, собирая раскиданные щепки.

— Возьми, возьми, — сочувственно сказала соседка — там придется на килограммы покупать.

— Ох не вижу, что и беру. Голова в огне. Ведь все вот этими руками нажито.