Олеся Куприн - Южные помидоры: рассказы о доме с синей дверью и черешневом компоте

— Нет.

— И баран нет?

— Нет.

— Плохо.

По дороге из Казбеги мы встретили чабана и отару. Дальше от проезжего пути, через поле и изгородь пасутся овцы с ягнятами, мы идем их смотреть.

— У вас здесь очень красиво, такой простор.

— А у тебя там земля есть?

— У нас есть парки, небольшие, можно в них посидеть.

— Плохо.

Он ловит крохотного барашка и дает мне его подержать, ягненок беспокойный и горячий, у него стучит сердце, он глядит на меня большими глазами. Я держу его крепче, чтобы успокоился и уже не вздрагивал.

Отара далеко не уходит, ждет. Чабан говорит, что им пора, овцам жарко под солнцем и днем они отдыхают в тени. Я отпускаю ягненка, но он уже не убегает, остается возле меня.

— Куда теперь поедешь?

— Вечером будем в Тбилиси.

— Приезжай лучше сюда, здесь хорошо.

Через Тбилиси, через глубину и бесконечность улиц, по правой стороне Цинамдзгвришвили лежит дорога на тбилисский рынок, рынок, богатый сырыми и фруктами. Здесь разделывают парное мясо, держат карпов в глубоких аквариумах и пекут хлеб.

Среди бесконечных лотков под открытым небом и киосков посреди каменных стен хранятся стеклянные бутыли с кахетинским маслом. Масло это пахнет хорошим ужином, пахнет помидорным салатом с грецкими орехами и гостеприимством родного дома. Немного этого масла мы увозим с собой. Чтобы после, оставив позади дорогу и совсем забыв о пути, открыть маленькую пахучую склянку и приготовить обед.

Во вторник, на барахолке под Сухим мостом, Мака Джмбути нашла книгу. Вечером она закончила все дела, уложила спать детей и принялась за чтение. В ее руках ломкими жесткими листами рассыпалась кулинарная книга Барбаре Джорджадзе. Страницы сохранили старое грузинское наречие, многие слова приходилось разбирать дольше положенного, но Мака хотела знать, чем заедали светские беседы пару веков назад.

Пройдет несколько месяцев, и в Тбилиси наступит декабрь. В этом декабре откроется небольшой семейный ресторан, племянник Маки, Андро, станет ей во всем помогать.

Они будут готовить лимонады из огурца и тархуна, варить черешневый суп, жарить хачапури и печь кучмачи, старые рецепты из утерянной прежде книги снова будут звучать на кухне.

В «Барбарестане», так они назовут ресторан, будет много гостей, мы тоже окажемся в их числе. Все попробуем, будем долго благодарить и долго прощаться.

В Тбилиси пойдет дождь.

Мне снятся кинокартины про маму Грузию. Мы гуляем по виноградникам Кахетии, срывая молодые грозди. Осторожно, едва касаясь босой ногой, трогаем кипящее море Батуми. Снова бродим по старым улицам Тбилиси. Мы узнаем каждый дом, знаем переулки и точно помним, где покупать пастилу. Мы никогда не были здесь прежде, мы никогда не уезжали отсюда.

Мы познакомились с Грузией, едва отведав Казбеги, распробовав его вприкуску с мчади и саперави. Мы обязательно вернемся, теперь уже в Сванетию и Тбилиси, а сегодня мы уезжаем и просто немного тоскуем, но знаем, что так и должно быть.

Детьми, поранив палец, мы скорее совали его в рот, чтобы остановить кровь — под языком становилось солоно.

Тогда я не знала, откуда этот вкус, сегодня, стоя на берегу балтийской воды, я точно чувствую, как морская соль, проникая сквозь поры, сквозь гортань и нос, наполняя собой сантиметры моего тела, делает кровь соленой.

Ветер набивается в куртку и волосы, хлещет по щекам растрепанными прядями. День обещает быть долгим, сухим и свежим. Мы снимем ботинки и пойдем по сырому песку, холодная морская вода доберется до щиколоток и отступит.

Моя бабушка говорила, что на море заболеть нельзя, что морская вода лечит. Думаю, бабушка была права, волна набегает и ссадину начинает щипать, еще волна, и в груди тоже что-то саднит. Нужны непрекращающиеся сеансы, необходима вода.

Мы приносим с собой на берег пустое стекло, обратной дорогой наберем в него воды и станем ею спасаться, когда море останется где-то в стороне. А пока мы сидим на песке, песке, просушенном ветром и разогретом августовским солнцем. Рассказываем друг другу свои истории.

Я выросла далеко от воды. Моя соль с годами становилась слаще, я часто болела и мечтала о водоемах. Рядом были пруды и реки, а они хороши лишь тем, что наполнены пресной водой, водой, пригодной для жизни, но совершенно не подходящей для посола крови.

Юность же, проведенная у горячих южных морей, выдубила кожу, наполнила песком волосы и добавила черноты лицу. Здоровье поправилось, а под солнцем на руках и шее выступили соляные разводы. Там, у морей, друзьями мы много плавали, огибали буны с теневой стороны и рвали мидий, если везло, то с собой у нас оказывались небольшие ножи, ими мы срезали ракушки, а если нет, то ужин хватали пальцами, иссеченными о края подводных камней.

Вечерами, прощаясь с морем, мы набивали песком и солью карманы сумок, скупали у уличных торговцев тарелки и вазы, чтобы и их заполнить воспоминаниями о соленой воде. Мы запускали в волосы северные ветра, ветра с первым сентябрьским дыханием, не срывали с подошв сандалий осколки раковин, не выпутывали из кос водорослей. А только готовили на кострах красивых радужных рыб, принимали отступные южной воды. И непременно обещали вернуться немного позже.

Став старше, я перебралась в город на Неве, город, расчерченный каналами и реками, переполненный историями и туманами. Дожди здесь переливаются через край, воды мне хватает, но не хватает соли. Чтобы в следующий раз, поранив палец, почувствовать солоноватый привкус, мы в который раз отправляемся к северному морю.

Несомненно, бабушка была права, море лечит и солит, море спасает каждого.

В Аликанте кружится французская карусель. В перерыве между кружением ее огни гаснут, а украшенные перьями лошади прекращают скачку. Я захожу на помост, чтобы сделать несколько снимков, поймать и спрятать в своей памяти детей и взрослых, занявших места на крепких спинах пластиковых пони и за резными дверцами хрупких карет.

Пол подо мной начинает движение, сначала неуверенно и слегка покачиваясь, а затем все решительнее набирая обороты. Меня трогают за плечо, просят билет. Извиняясь, прижимаю заячьи уши. Контролер смеется на мое недоумение и разрешает мне безбилетный проезд, но я обещаюсь внести два евро после, на корм пластмассовым скакунам.

Карусель идет заданным кругом, через равные промежутки времени, показывая моим спутникам взлохмаченную движением голову и восхищенные глаза. Немного счастья, немного кружения.