Михаил Каюрин - Кацап

— Ещё чего! — недовольно выплеснула из себя свекровь. — Это дитё чужой крови, не родное мне, и я никогда не возьму его на руки!

Василиса не стала слушать дальнейшую перепалку сына с матерью и ушла в сарай. Там она долго плакала от обиды.

Два года пришлось ей терпеть все выходки и козни свекрови, выслушивать её оскорбления, нанимать няньку, но ни разу Василиса не пожаловалась мужу. Все обиды носила в себе.

Наконец, им выделили старенький деревянный дом в посёлке Лисьи Гнёзда. Это было далековато от места работы, но всё-таки в черте города и путь до станции был короче в два раза, чем из деревни. Но главное — отдельный дом ни шёл ни в какое сравнение с теми условиями, в которых приходилось мучиться прежде. Василиса летала по дому будто на крыльях, наводя порядок и создавая уют.

Ровно через девять месяцев родилась вторая дочь, которую они с Александром назвали Верой. Василисе пришлось уволиться с работы. Затем через полтора года на свет появился сын.

Александр нёс его на руках из роддома несколько километров до самого посёлка. На вопросы знакомых, которые интересовались, кого им подарил бог, он радостно восклицал:

— Мужик родился! Наследник!

…Прошло семь лет в мире и согласии. Шёл 1953 год, Александр строил свой дом. Вопреки возражениям Василисы, он приступил к строительству собственного жилья ещё в конце лета минувшего года.

— Саша, ну зачем нам строить свой дом, когда есть казённый? — не соглашалась жена с намерениями Кацапова. — Это ж какие расходы будут? Я не работаю, мы живём на одну твою зарплату. И так перебиваемся с копейки на копейку.

— Надо смотреть дальше своего носа, Василиса, — сказал он тогда, шутливо надавив указательным пальцем на нос жены. — Казённый дом на ладан дышит, и ремонтировать его никто не собирается. А тратить личные деньги на ремонт казённого имущества — просто дурость.

— А зачем тратить? Поживём пока без ремонта — ветер ведь не свистит в стенах.

— Ха! Когда он засвистит — дров не напасёшься. В холода вся зарплата будет вылетать в трубу, — попытался убедить Василису в своей правоте Кацапов. Однако, взглянув на жену, он понял, что его слова не проняли её. Тогда он привёл более убедительный аргумент.

— Мы с тобой заводили разговор о корове? — спросил он.

— Да, я и сейчас склоняюсь к тому, чтобы у нас были своё молоко и мясо, — глаза жены на мгновенье загорелись и тут же погасли от осознания несбыточности мечты. — Только на какие шиши мы всё это приобретём: и стройматериалы для дома, и корову одновременно?

— Одновременно не получится, даже если бы у нас было много денег, — ответил Александр.

— Почему?

— Потому что на новой усадьбе для коровы нет конюшни, а на казённом участке все частные строения запрещены.

Этот весомый аргумент убедил Василису. Тяжело вздохнув, она произнесла обречённо:

— Поступай, как считаешь нужным. Только страшит меня твоя затея, Саша.

— Это почему же?

— Потому что надрываться придётся — у тебя всего две руки.

— Не так страшен чёрт, как его малюют, — весело произнёс Александр. — Глаза боятся, а руки делают.

Шестого марта он ставил стропила на срубе своего дома, который за осень и зиму выгнал уже под крышу. Накануне взял отгул, чтобы потрудиться три дня. Маленький Мишка был с ним, играл щепками на куче опила рядом с домом.

Внезапно раздался заводской гудок. Он гудел пронзительно и необычно долго, совсем не так, как перед началом рабочего дня на заводе. Через некоторое время к нему подсоединился паровозный гудок, за ним второй, третий…

Через несколько минут с завыванием голосила вся округа. Александр не понимал, что происходит. Не понимал и сынишка. В растерянности он развёл в стороны руки, в которых было зажато по щепке, и вертел головёнкой по сторонам.

Мимо проходил сосед. Он работал учителем и, по всей вероятности, направлялся в школу.

— Захар Дмитриевич! — прокричал сверху Кацапов. — Не знаешь, что стряслось?

— А ты разве не слышал?

— Нет.

— Сталин умер, — ответил щуплый учитель и стянул с головы шапку. — По радио объявили, ещё в восемь утра. Траур в стране.

У Кацаповых уже несколько дней не работало радио. Александр мог бы и сам устранить неисправность, но у него не было когтей, чтобы взобраться на столб. Он в первый же день сделал заявку в Жилкомхоз, но монтёр-ремонтник так и не появился.

— И что теперь? — спросил Кацапов таким тоном, будто преподаватель математики Захар Арефьев исполнял сейчас обязанности умершего вождя народов.

— Не знаю, — с печалью в голосе ответил Захар. — В школу вот иду. Может там что разъяснят.

Учитель надел шапку и засеменил дальше. Кацапов вонзил топор в бревно сруба и стал спускаться вниз.

Спустившись на землю, он подошел к сыну, взял его на руки.

— Правитель наш умер, Мишка. Запомни этот день обязательно, — внушительно сказал Кацапов. В его голосе не было ни страха, ни печали, ни сожаления. Он никогда не восхищался Сталиным, не восхвалял его дел и не слушал речей «вождя народов», затаив дыхание. У Кацапова сложилось своё мнение об этом человеке.

За время пребывания в колонии (как в качестве вольнонаёмного, так и позднее, уже будучи осужденным) ему довелось выслушать множество отзывов о Сталине. Высказывались обычно те, кому лично довелось хлебнуть горя от приближённых к власти чинов. В основном это были политические. Обиженные властью и лишённые свободы они не подбирали выражений для характеристики Сталина. Говорили, что думали. Разумеется, в разговорах между собой, и никак не в присутствии лагерного начальства. У каждого заключённого была своя трагедия, которая так или иначе была связана с правящим режимом. Чаще всего уши Кацапова улавливали слова «тирания», «коварство», «властолюбие», «мстительность» и подобные высказывания.

Много лет жизнь Александра протекала вне политических событий в стране, он не являлся их участником, поэтому никогда не задумывался, кто и как правит страной. Ему было совершенно безразлично. Сначала служба в армии, потом геологоразведка, затем работа в колонии и война с Японией, и, наконец, пять лет заключения.

Негативное мнение о власти начало складываться лишь в колонии, где ему пришлось выживать, и укрепилось потом, когда вышел на свободу и повстречал Василису. Но никогда и ни с кем он не делился своими мыслями, держал своё мнение в себе и молчал.

— Вот теперь всё пойдёт по-другому, — сказал Александр несмышлёному сыну с неожиданным для себя облегчением. — Должно пойти по-другому. Обязательно. Ты не будешь изгоем, как твои родители. Понимаешь меня, малыш?

— Угу, — кивнул Мишка и улыбнулся во весь рот.

— Ты должен быть хозяином жизни, а не случайным гостем в ней, — дополнил своё заявление Александр, ставя сынишку на ноги. — Уловил?