Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Да, Штуфф, — говорит Венк, помолчав, — Тредуп сегодня на тебя жаловался: не даешь ему подрабатывать.

— А пошел он… Я с ним уже две недели не разговариваю.

— Из-за волов?

— Конечно! У него ума не больше, чем у вола. Вообразил, будто я помещу его статейку о конфискации волов ради того, чтобы он заработал по пять пфеннигов за строчку.

— В деньгах-то он, видимо, нуждается.

— Все мы нуждаемся. Вот что я тебе скажу, Венк: люди, которые только и гоняются за деньгами, ни на что не годны. А Тредуп обожает монеты, как кот валерьянку.

— Может, у него семья голодает.

— Значит, ради его дурацкой статьи я должен всех разозлить? Напечатай я что-нибудь за крестьян, твоему отделу объявлений крышка: финансовое управление, полиция, правительство — не принесут тебе ни строчки.

— Но он сказал, что написал и вторую статью — против крестьян.

— Ну и что?.. Ударить по крестьянам? Не-е, хоть чуточку надо им сочувствовать. Стал бы я тогда дожидаться этого чертового Калюббе… Неужто он решил дотерпеть до дома?.. Ага, наконец-то! Проняло все-таки… Пока!

Тяжелой походкой Штуфф направился вслед за Калюббе в туалет.

Штуфф пристраивается возле Калюббе к соседнему писсуару.

— Привет, Калюббе.

Судебный исполнитель отрывает глубокомысленный взгляд от фаянсовой раковины: — А, это ты, Штуфф. Привет! Как дела?

— Как всегда, дерьмово.

— Разве иначе бывает?

— Вот это да! И чиновники уже начинают плакаться?

— Чиновники… н-да… чиновники…

— А что, разве не дерьмово? Втемяшится моему Шаббельту в голову какая-нибудь блажь, он — прикроет лавочку, и я на улице…

— Так уж и на улице. Тебя вся провинция знает.

— Скорее — тебя. После истории с волами…

— Извини, Штуфф, меня ждут партнеры.

— Разумеется… Верно, что завтра выездное заседание суда?

— Возможно… Слушай, меня ждут Тинельт и Грун.

— …И что ты должен опознать злоумышленников?

— Я пошел, Штуфф.

— …И что твоего помощника Тиля уволили без предупреждения?

— Если тебе все известно, зачем спрашиваешь? Пока!

— Так и быть, Калюббе, скажу по секрету: тебя переводят в виде наказания на другую работу. Но об этом молчок.

Калюббе застыл на месте. Оба молча смотрят друга на друга. Слышно лишь журчание воды в раковинах.

— Что? Меня переводят в порядке наказания? Вздор. Кто тебе мог сказать такую чушь? Я же доставил своего вола в город.

— Именно поэтому. Ты должен был оставить волов в хлеву сельского старосты. Тогда бы и никакого шума не было.

— Финансовый советник сказал, что я поступил правильно.

— Советник! В дело вмешались чины повыше.

— Меня не могут перевести.

— Смогут. Послушай, Калюббе…

В сортир ввалились трое. Калюббе, повернувшись к зеркалу, принимается тщательно мыть руки. Троица шумно приветствует Штуффа. Тот, делая вид, что очень занят у писсуара, косится одним глазом на Калюббе. Судебный исполнитель больше не порывается уходить. Штуфф ухмыльнулся.

Минуту спустя троица покидает туалет.

— Вот что, Штуфф, — резко говорит Калюббе, когда они опять остались наедине. — Думаю, что меня и впрямь могут перевести в порядке административного взыскания. Сейчас так делают. Отвечать приходится нам, стрелочникам. Но имей в виду: тебя это не касается, и если ты вздумаешь написать хоть словечко в твоей проклятой «Хронике»…

— Ни единого. Тебя переведут, и тут уж ничего не попишешь. Вопрос только в том: захочешь ли ты втянуть в историю других?

— Втянуть?.. Ах вот что! Кого же?

— Ну, скажем, этих крестьян. Завтра в село выезжает суд. Если ты кого опознаешь, их засадят на долгие месяцы.

— Зачем мне желать им зла?

— И правда, зачем им мстить? Если бы тебя гнали с собственного двора, разве ты вел бы себя иначе?

— Да… в то утро они слишком уж обозлились.

— И твоими руками начальству легкая нажива досталась. Финансовый советник ваш спит и видит, как бы упрятать в тюремное стойло побольше крестьянских голов. У него опять же будет повод забрать их добро в казну.

— Каков стервец! Нет, ты подумай, Штуфф, разве это порядочно? Сам дал мне по телефону указание во что бы то ни стало доставить скотину в Хазельхорст, а теперь я же виноват в том, что отбуксировал своего вола в Лоштедт! Разве так поступают приличные люди?

— Да, таковы сейчас порядочки. — Штуфф сплевывает в раковину. — Но ты-то готов смириться с наказанием и поехать опознавать виновных?

Калюббе медлит: — Это же все произошло в какие-то мгновенья. Я ведь могу и не опознать их… Правда, там был еще Тиль…

— Пусть это тебя не заботит! Думаешь, Тиль станет давать показания? Свалился в канаву, испортил одежду, чуть шею не сломал… и за то, что упустил вола — теперь под зад коленом, на улицу, без предупреждения! И после этого он будет опознавать их? Полагаешь, он настолько глуп?

— Если бы знать точно.

— Я точно знаю. Между нами: Тиль пристроен. В одной газете. Где — не скажу.

Некоторое время оба молчат, потом Калюббе говорит: — Знаешь, Штуфф, все произошло слишком быстро… Я действительно не помню, кого из крестьян видел в трактире, а кого у горящей соломы.

— Вот это другой разговор! Если тебе когда-нибудь надоест быть исполнителем, Калюббе, черкни мне открыточку.

Собеседники направились к выходу…

За их спиной раздался голос: — Минутку, господа. Это было так интересно!

Из кабинки выглянул молодой человек, которого четверть часа назад Штуфф приветствовал в зале.

— Чертовски интересно, в самом деле… Прошу прощения, господа, я был тут занят, да и не хотел прерывать вас. Да, великолепный образец давления на свидетеля, в жизни ничего подобного не слыхал. Поистине блестяще!

Он стоял в дверях кабинки, делая вид, что возится с подтяжками. Вокруг его глаз лучились тысячи морщинок, и Штуфф, несмотря на замешательство, отметил про себя: «Да никакой он не молодой, это прожженный подонок. Сволочь!»

— Фантазии, — проворчал Штуфф. — Что вы могли расслышать, когда кругом льется вода.

Неизвестный вытащил из кармана пачку туалетной бумаги.

— Извините, другой не было. Я знаю стенографию. И ваша беседа показалась мне достойной того, чтобы запечатлеть ее.

— Лжете. Это чистая бумага. Меня не одурачишь! А ну, покажите!

Толстяк Штуфф делает молниеносный выпад, пытаясь схватить шантажиста за руку, в которой зажата бумага. Тот, как молотом, бьет кулаком по руке Штуффа. Штуфф отвечает ударом слева в живот. Неизвестный ретируется к стульчаку.

— Калюббе! — рычит Штуфф. — Хватай бумагу!

Неизвестный, уже стоя на стульчаке, отвечает сверху невозмутимо: — Забавно, господа, весьма забавно…

В эту минуту в туалет входят несколько посетителей. Все трое принимают мирные позы: Калюббе нажимает кнопку мыльного автомата, неизвестный щупает наверху сливной бачок, а Штуфф, прислонившись к дверям кабинки, консультирует: — Наверно, поплавок заклинило…