Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

Мы выслушали по сему делу крестьянина Пеплова. Он заявил, что налогоуправление исходило из расчета среднего дохода со двора для здешних мест. А к его усадьбе этот среднедоходовый расчет никак не может быть приложен, поскольку в тысяча девятьсот двадцать восьмом году он потерпел чрезвычайный ущерб. У него околели две лошади. Сдохла одна корова во время отела. Далее: отца своего, имеющего выдел, Пеплову пришлось положить в альтхольмскую больницу и содержать там более года.

Об этих причинах для сбавки налогов финансовое управление было уведомлено как самим крестьянином Пепловым, так и мною, сельским старостою. Финансовое управление оставило сумму налогов без изменений. Мы, крестьяне Грамцова, объявляем решение финансового управления Альтхольма недействительным, потому что оно посягает на саму первооснову крестьянского двора. Мы отказываем финансовому управлению и его доверителю, государству, во всяком содействии по этому делу, на беду ли нам или на пользу.

Учиненную пятнадцать дней назад опись двух нагулянных волов считать недействительной. И если кто на сегодняшних торгах выразит желание приобрести пепловских волов, тот с этого часу перестанет быть членом крестьянского сословия. Он объявляется вне закона, никто не смеет ему пособить, будь то по нужде хозяйственной, телесной или духовной. И быть ему вне закона в селе Грамцове, округе лоштедтской, земле померанской, государстве прусском, во всей империи германской. Никто не смеет говорить с ним или уделять ему хоть толику времени. Нашим детям будет запрещено играть с его детьми, нашим женам — разговаривать с его женой. Пусть живет один и умирает один. Кто выступает против одного из нас, тот выступает против нас всех. Отныне он уже мертв». Все слышали, крестьяне Грамцова?

— Все слышали, староста.

— Значит, так и поступайте. Сход крестьян окончен. Дозорных отозвать.

Дверь из комнаты в залу закрывается. Староста общины Раймерс вытирает лоб и отпивает из стакана остывший грог. Потом бросает взгляд на часы.

— Без пяти одиннадцать, Пеплов. Тебе пора скрыться, не то холоп финансового управления зачитает тебе протокол.

— Да, Раймерс. А что, если они угонят волов?

— Не угонят, Пеплов.

— Как же ты им воспрепятствуешь? Силой?

— Нет. Сила против государства и его чиновников не годится. Я придумал кое-что другое.

— Раз другое, тогда… А дело-то верное? Мне за волов деньги надобны.

— Дело верное. Завтра все крестьяне в округе прознают, как в Грамцове расправились с финансовой конторой. Ступай себе спокойно.

Пеплов, выбравшись через черный ход во двор, скрывается в кустарнике. Семеро выборных крестьян переходят в переполненную залу.

В трактире у окон возникло движение: идут! На дороге показались чиновники финансового управления. Они вели за собой на веревках двух рыжих волов.

Чиновники побывали на пепловском дворе. Они не застали там ни хозяина, ни хозяйки и вообще никого, кому было бы поручено внести залоговую сумму. Какой-то батрак впустил их в хлев к «заарестованным» волам, чиновники надели на них веревки и повели к трактиру, где, как оповещалось, должны были состояться торги.

Привязав волов к столбу напротив дверей, они вошли в трактир. Когда крестьяне увидели из окон обоих чиновников с волами, в зале, конечно, поднялся говор: кто вполголоса обменивался мнениями, а кто и ругался. Но сейчас наступила тишина. Тридцать — сорок человек смотрели на чиновников в упор, смотрели им в глаза и своих глаз не опускали.

— Здесь ли крестьянин Пеплов из Грамцова? — спрашивает Калюббе среди общего молчания.

Крестьяне смотрят на Калюббе, на его молодого коллегу и молчат.

— Господин Пеплов здесь? — спрашивает Калюббе громче.

Молчание.

Калюббе направляется по проходу между столиками к прилавку. Под враждебными взглядами он чувствует себя неловко и беспомощно. По пути он задевает чью-то палку, висящую на спинке стула. Палка с грохотом падает. Калюббе нагибается, поднимает ее и вешает на место.

— Пардон, — говорит он.

Крестьянин смотрит на него, не моргая, затем переводит взгляд на окно.

Калюббе обращается к Крюгеру: — Как вам известно, я должен провести здесь публичный торг. Не найдется ли у вас стол?

— Нету стола, — ворчливо отвечает Крюгер. — И места для него нет.

— Вы знаете, что обязаны предоставить мне место.

— А как это сделать, господин хороший? Кого прикажете выгнать отсюда? Может, сами освободите себе местечко?

— Вы знаете, что… — настойчиво говорит Калюббе.

А шустрый Крюгер немедля: — Знаю. Знаю. Вы дайте мне совет. Не инструкцию, понимаете, а дельный совет.

Кто-то повелительным тоном кричит через зал: — Выставь стол за дверь.

Низенький Крюгер внезапно преображается, он теперь весь излучает живость и любезность: — Стол за дверь. Ну конечно! Лучше не придумаешь. И скотину будет видно.

Стол выставляется наружу. Трактирщик собственноручно выносит два стула.

— И две кружки светлого, Крюгер.

Тот останавливается. Огорченно поджав губы и сморщив лицо, он косится на открытые окна трактира.

— Господа, видите ли…

— Две кружки светлого! В чем дело?..

Крюгер умоляюще складывает ладони: — Господа, не требуйте от меня…

Калюббе бросает быстрый взгляд на Тиля, опустившего лицо над столом.

— Выше голову, Тиль! — И к Крюгеру: — Вы обязаны подать нам пиво. Если вы этого не сделаете, я подам на вас рапорт и вы лишитесь трактира.

Крюгер подхватывает в том же тоне: — А если сделаю, то лишусь клиентуры. И так крышка и эдак. — Калюббе с Крюгером обмениваются долгим взглядом.

— Ладно, скажите им, что аукцион начинается.

Крюгер в полупоклон: — Пока возможно, человек должен оставаться человеком.

Он уходит, Калюббе вынимает из портфеля протокол, инструкцию и кладет перед собой на стол.

Тиль, еще чувствуя себя виноватым перед старшим коллегой, говорит: — Вспомнил о пистолете. Кажется, я уже начинаю понимать, что оружием тут не поможешь.

— Не спешите с выводами, — сухо отвечает Калюббе, листая протокол. — Посмотрим, что вы скажете, когда вернемся домой.

На стол упала чья-то тень. К чиновникам подошел молодой человек в черном костюме, с черными роговыми очками на носу и с фотокамерой на кожаном ремешке через плечо.

— Разрешите представиться, господа, — говорит он, приподымая шляпу. — Тредуп, альтхольмская «Хроника». Только что из Подеюха, фотографировал новую церковь для нашей газеты. Еду мимо, вижу, здесь вроде готовится аукцион…

— Объявление было и в вашей газете.

— А это конфискованная скотина?.. Часто доводится слышать о всяких осложнениях при конфискации имущества. У вас были?

— Справки служебного характера выдает финансовый советник Берг.