Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

— Что было? Все. И куча дерьма. И хамство. И цыганская наглость, и отвратные семитские манеры… Позавчера «Нахрихтен» дала предварительное объявление. Я приперся на Югендшпильплатц, а цирка там еще нет и в помине.

— Значит, объявление в «Нахрихтен» администратор сдал заранее.

— Вот именно. К нам он, однако, не завернул. Вчера утром я снова отправился туда. Вижу: ставят каркас. Спрашиваю: где администратор? Поехал по деревням клеить афиши… Будто крестьяне сейчас только о цирке и мечтают… К двум обещал вернуться. Прихожу в два. Он обедает. Ладно, часок жду. Наконец появляется этот тип, желтый, как цыган, и говорит: ему, мол, надо посоветоваться с директором, зайдите к шести. Захожу. Говорит: с шефом посоветоваться не удалось, загляните утречком.

— Здорово, все дороги ведут в цирк Монте!

— Примерно так. Сегодня утром познакомился с самим директором. Пуп земли, повелитель двух с половиной обезьян, изъеденного молью верблюда и хромой клячи. Снимаю шляпу, кланяюсь до земли. И эта скотина, этот навозный жук мне заявляет: ему, видите ли, невыгодно помещать объявление в «Хронике»! Дескать, ни одна душа не читает нашу газетенку!

— И что ты ответил?

— Хотел врезать ему, да передумал. Как-никак, у меня семья, и первого числа надо давать жене деньги на хозяйство.

Штуфф, сняв пенсне, спрашивает: — Он так и сказал: «газетенка»? Точно?

— Так же точно, как ты сейчас видишь меня.

— Этого спускать нельзя! — подзадоривает Венк. — Штуфф, ведь это специально для тебя. Подложи-ка им свинью.

— С удовольствием. Да шеф не позволит…

— А какой представляется случай припугнуть строптивых клиентов! Одного пужанем, глядишь, другие от страха и помчатся к нам с объявлениями…

— Но шеф…

— Что шеф! Пойдем сейчас к нему и скажем: пора, наконец, действовать.

— До чего ж хочется подложить циркачам свинью, — бормочет Штуфф.

— Стойте! — восклицает Тредуп. — Есть идея. Штуфф, начни с того, что, мол, мечтаешь насолить красным [9] См. предисловие. , тогда он, по крайней мере, согласится на Монте.

Штуфф кивает: — Неплохо. У меня даже припасена одна история про полицмейстера.

— Ну, двинули в лабораторию, — торопит Венк.

— Прямо сейчас?

— Конечно. Тебе же еще надо раздолбать вчерашнюю премьеру в цирке.

— Ладно, пошли.

В наборном цеху приостановились работы, оба линотипа бездействовали. Наборщики во главе с верстальщиком, столпившись у окна, глазели во двор. В цеху стояла непривычная тишина, все будто затаили дыхание.

— Разве уже перерыв на завтрак? — спросил Венк. — В чем дело?

Рабочие нехотя отошли от окна. Морщинистое лицо верстальщика выражало искреннюю печаль.

— Ну вот, — сказал он, — теперь она валяется там.

Трое редакторов прошли сквозь расступившуюся группу, выглянули в окно и тоже онемели.

Стиснутый домами, небольшой дворик выложен плиткой; посреди него скудное пятно зелени, обнесенное оградой, обычной низенькой чугунной оградой, которая ничего не ограждает. Зато в темноте о нее спотыкаются и падают.

Но сейчас ясный день, а женщина все-таки упала. Она лежит на траве, прямо там, где грохнулась. Из-под задравшейся черной юбки видны перекрутившиеся черные чулки, белая сорочка.

— Наверно, шла через двор к Крюгеру за новой бутылкой.

— Фриц еще в восемь утра принес ей полную.

— Лежит без памяти.

— Ну да, без памяти, просто захотела поваляться на виду у всех.

— Как сын ее спился, с тех пор и началось.

Не спуская глаз с распростертой на траве фигуры, все вдруг разом заговорили.

Штуфф отходит от окна, поправляя пенсне.

— Так не годится. Пошли, Тредуп, отнесем ее.

Венк озабоченно спрашивает: — А стоит ли? Ведь шеф видит ее из лаборатории.

Старый верстальщик ехидно замечает: — Будьте уверены, господин Венк, когда она в таком виде, шеф ее не видит .

Венк направляется вслед за коллегами. Выйдя во двор, он замечает, как все зеваки, высунувшиеся было из окон, отпрянули назад.

«Завтра это разнесется по городу. Богачка — и валяется в грязи. Мне бы ее деньги…»

«Такова жизнь, — думает охотник за объявлениями. — Что ж, обычная история… И доконало ее не пьянство сына, а то, что все знают, от чего он погиб… Городок невелик».

— Фрау Шаббельт, ну вставайте, пожалуйста!

Желто-серое, без кровинки, лицо, дряблая кожа, пустой взгляд.

— Потушите свет, — бурчит она, щурясь на солнце. — Штуфф, погаси лампу. Еще ночь.

— Пойдемте, фрау Шаббельт. В редакции выпьем грогу, я расскажу вам анекдотец.

— Ну и свинья ты, — ворчит пьяная, — думаешь, мне сейчас до анекдотов? — И внезапно оживляется: — Да, да, расскажи анекдоты. Он их очень любит. А я посижу у его кровати, ведь он больше не сердится на меня.

Потом, когда Штуфф с Тредупом вели ее под руки (Венк замыкал шествие, брезгливо держа двумя пальцами бутылку коньяка), она вдруг остановилась, будто вслушиваясь в чей-то голос издалека: — Не надо анекдотов, господин Штуфф. Я знаю, Герберт умер. Но мне хочется полежать на вашем диване и послушать, как звонит телефон, как говорит радио, как стучит печатная машина. Тогда я вроде чувствую настоящую жизнь.

В наборном цехе спешно возобновилась прерванная работа. Никто не поднимал глаз.

— Не забудьте коньяк! — восклицает вдруг женщина.

На диване ей дают полную рюмку; и вот она уже спит с открытым ртом, с отвисшей челюстью, словно в беспамятстве.

— Кто останется с ней? — спрашивает Штуфф. — Кому-то надо остаться.

— А к шефу мы пойдем или нет?

— Тот, кто спросил, остается. Пошли, Тредуп.

Они уходят. Проводив их взглядом, Венк смотрит на спящую женщину, на дверь в экспедицию, прислушивается; затем берет бутылку с коньяком и пьет из горлышка.

«Лаборатория» шефа — отнюдь не современное помещение из стекла, света, чистоты и воздуха; нет, это — логово чудаковатого изобретателя, утопающего в хаосе приборов, идей, хлама и мусора.

У стола, покрытого разъеденным кислотой линолеумом, сидит карлик с белыми пушистыми усами, жирное шарообразное существо, похожее на красного лакированного гнома. Он устремил светло-голубые близорукие глаза на вошедших.

— Я не принимаю. Если напакостили, разбирайтесь сами.

— Господин Шаббельт, мне только хочется напакостить кое-кому, — говорит Штуфф. — Если позволите.

Карлик, подняв к свету цинковую пластинку, внимательно ее разглядывает: — Автотипия [10] Автотипия — полиграфический способ воспроизведения рисунков, фотоснимков и т. д. (Здесь и далее примечания переводчика.) не получается.

— Может быть, растр слишком мелкий, господин Шаббельт?

— Что вы в этом смыслите? Убирайтесь, я сказал! А чего тут Тредуп околачивается? Вон!.. Ишь ты, растр мелковат? Гм, а ты не глуп, Штуфф… Вполне возможно… Кому ты хочешь напакостить?