Ованес Азнаурян - Три церкви [litres]

Где-то в апреле

У дедушки Аршака изменился характер. Он стал требовательным, и это порой переходит в сварливость (использовать в романе).

Май

Сижу в прохладной классной комнате, за окном солнышко, небо до одури синее, и дом жилой виден из окна с бельевой веревкой, на которой женские трусики, лифчики и несколько пар мужских черных носков.

В классной комнате двадцать детишек-пятиклассников пишут контрольную работу по истории. В учебнике тема, которую мы проходим, умещается всего на одной странице, но детишки сопят от натуги, пытаются вспомнить сложные, малопонятные слова («индоевропейская семья языков»). У всех у них сосредоточенные лица, и мне детишек немного жаль…

Прямо перед моим столом сидят две девчушки (королевы класса, соперницы). Одну зовут Сатик, другую – Ануш. Я смотрю на Сатик. Она каждые десять секунд поднимает на меня свои голубые глазки и улыбается озорной улыбкой, и я знаю, что у нее шпаргалка. Бог с ней, думаю я, хоть бы двойку не получила. Когда она получает двойку (что, кстати, случается очень редко), она обиженно смотрит на меня.

Тот же день

Познакомился с поэтом Сёмой Рубиным. Он русский. Живет в Ереване.

(Примечание 2015 года. Конец мая – начало июня: «Последний звонок» в школе, церемонию вел я, сдавал госэкзамены в институте, защитил диплом, принимал экзамены по истории в школе»).

13 июня

(В записной книжке – выписки из биографии Шопена.)

16 июня

14 июня 1996 года я, Аристакес Азарян, окончил Педагогический институт, промучившись там целых пять лет. 15 июня стало известно, что я не иду в армию. Пока отсрочка. Но и это хорошо. (Примечание 2015 года: дальше – заметки из биографии Ф. Шопена.)

22 июня

После выписок из афоризмов Ф.Ницше «Злая мудрость»:

Началась война. Отечественная. В 41-м.

Сегодня поздно вечером мы с Тиной выходили гулять. Проходя мимо гостиницы «А», увидели, что у дверей стоит швейцар в грязной, с винными пятнами, синей форме. К нему лез какой-то пьяный человек, что-то просил, даже требовал, но швейцар, несмотря на грязную форму сохранявший достоинство, отказывал ему. Перед гостиницей стояла машина. В ней сидели двое мужчин и курили сигареты, гремел магнитофон. Один из мужчин высунулся из окна и крикнул:

– Она скоро выйдет? А то нам некогда.

– Сию минуту, – ответил швейцар, отбиваясь от пьяного.

Потом вышла «она» и, кивнув швейцару, села в машину к двум мужчинам. Машина сразу же отъехала. А пьяный все лез, кричал, и швейцар, казалось, уже терял терпение.

«Ночная бабочка»? – спросила меня моя жена. «Да», – ответил я. «Откуда ты знаешь? Может, и нет». – «Знаю, – сказал я. – По тому, как она кивнула швейцару».

Уже было темно. Мы возвращались домой. Вечер был такой теплый!

3 июля

Из «Так говорил Заратустра»: «Пустыня ширится сама собою: горе тому, кто сам в себе пустыню носит…»

10 июля

Детство когда-нибудь кончается. Вернее, кончается то, что было в детстве. Я подумал: последним годом моего детства был 1991-й. В том году я окончил школу, поступил в институт. Но самое главное то, что летом 1991 года я в последний раз поехал в Кармрашен на дачу. В следующем году этого сделать уже не удалось: началась приграничная война. С самого 1991 года я не был в Дзорке. А эти два слова – «Дзорк» и «Кармрашен» – для меня означают детство. (Примечание 2015 г.: В Кармрашене я так и не был до сих пор – там уже нет дачного поселка, а корпуса дома отдыха пустуют и разграблены. В Дзорк же поехал только в октябре 1996 года – на похороны бабушки Соны.)

Сегодня начал писать новую вещь. В первую очередь она о Кармрашене (отсюда и мысли о детстве).

11 июля

Я вот что подумал: «Дачный роман» нужно писать от первого лица и обязательно в настоящем времени. Так лучше, и точнее можно передать одиночество.

17 июля

Читая Историю, я всегда смеюсь, но потом, кончив читать, конечно же, плачу…

Журнал «Литературная Армения» отобрал 4 моих рассказа: «Наступил ноябрь», «Пробуждение», «Ян и Элиби» и «Эдит». Я перепечатал их. Сегодня отнесу редактору.

3 августа

«Песни песней» Соломона: «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви» 2:5. «Доколе день дышит…»

7 августа

Продолжение выписок в запкнижку афоризмов Ницше «Злая мудрость».

20 августа

«Танго делало с нами все, что хотело, и подстегивало, и пьянило, и вело за собой, и опять отдавало друг другу…» Хосе Луис Борхес. Написать что-то о танго.

22 августа

Запомнить: Бетховен, Соната для ф-но № 17, опус 31, Allegretto (3-я часть).

30 августа

Сегодня кончил делать двухтомник своих рассказов. В первом томе – «Книга» и «Дом для Человека», во втором – «Чашка кофе и сигареты», новый сборник, куда вошли рассказы, написанные с 1993 года, включая и последний – «Рассказ без названия». Устал. Устал печатать, перепечатывать… Интересно, когда-нибудь будет возможность не перепечатывать, а скопировать и вставить в текст, где это нужно?!

(Примечание 2015 года: Дальше ни в дневниках, ни в запкнижках нет никаких записей вплоть до 4 декабря. В октябре умерла бабушка Сона, и я поехал в Дзорк, впервые после 91-го года. В Дзорке пробыл 3 дня. Никогда не забуду, как плакал дедушка. Он сразу постарел, похудел, сгорбился. Я его таким никогда не представлял. Никогда не забуду, как плакали мама, тетя Норетта и тетя Клара (три сестры!). Вернулся оттуда полусломленным. В ноябре стал писать «Все то, что не осень» – впоследствии войдет в роман как «соната». Так прошла та осень. Теперь в душе от нее (и весны 97-го года) осталась лишь горечь выжженной травы.)

4 декабря

Нужно постараться, слушая «Крейцерову сонату» Бетховена, не думать о Толстом. Передумать все еще раз, прочитать графа снова. Ох уж эти гении!

Год устал к концу пути…

Дальше ни в дневниках, ни в записной книжке ничего нет. Да это и понятно. Появилась в жизни Тигрица… В декабре 97-го года в «Литературной Армении» вышли два моих рассказа: «Наступил ноябрь» и «Эдит» – узнал об этом случайно. Был болен, лежал с температурой. Зашел Сема Рубин – передал Тине гонорар (5000 драмов) и авторский экземпляр. А потом кто-то что-то сказал Тине, и она потребовала развода. А потом я ушел из школы. А потом перестал быть писателем… Мир разрушился в тот день, когда мы сидели в кафе под платанами, пили кофе и смотрели на контуры Оперы).

Сквозь деревья были видны контуры Оперы. Был уже вечер, и, как бывает обычно в Ереване в это время, дул сильный ветер, налетающий порывами. Если б не было ветра, было б очень жарко, но ветер играл на пользу, к тому же было приятно слушать, как шумят платаны…

В кафе играла музыка: кто-то рыдал в саксофон. Рядом с каждым столиком был фонарь в пол человеческого роста, и свет, подобно магниту, притягивал мотыльков и комаров. К ним два раза подходила официантка с «Polaroid» и спрашивала, не хотят ли они сфотографироваться. Оба раза они отказались, а потом Вангр (Ваагн, молодой бизнесмен в зеленом пиджаке) сказал, чтоб принесли пиво, и они теперь, покончив с кофе, пили пиво. Оно было приятное на вкус и очень холодное.