Тоомас Винт - Остановка в городе: Рассказы и повесть

Мой муж делает паузу, смотрит на цыганскую семью, уплетающую вафли, и на его губах появляется плутоватая усмешка, меня же занимает вопрос, как Бруно удалось выцарапать обратно свои деньги.

— Невероятно, но после предостережения цыганки у Бруно пропал всякий интерес к своим деньгам, он махнул рукой, отпустил женщину и пошел взглянуть, куда запропастился Виллем. А тот понуро сидел на скамейке и грустным взглядом провожал пролетавший в эту минуту над ними самолет. Бруно было ужасно неловко рассказать приятелю эту историю, и он решил, что если им посчастливится достать билеты, он соврет, что потерял бумажник. Они прождали несколько часов, пока, наконец, счастье улыбнулось им. Но ты только представь себе эту картину: билеты уже выписаны и тут уже Виллем с несчастным видом поворачивается к Бруно и говорит, что нигде не может найти свой бумажник, что, очевидно, он его потерял. Я думаю, им на двоих хватило в тот вечер и слез и смеха, потому что у Виллема в бумажнике было всего две двадцатипятирублевки.

Мы как следует подкрепились и бредем по дачной аллее в сторону вокзала. Мой муж теоретизирует по поводу цыганских трюков и, внезапно вспомнив о чем-то, усмехается и говорит:

— У истории, которую я тебе рассказал, весьма своеобразный конец. Так вот, мужички обезденежели настолько, что у них не нашлось мелочи даже на сигареты. Напоследок им удалось что-то загнать и Бруно заказал междугородний разговор с женой — пришли, дескать, денег, а то цыгане вконец обчистили. Но жена ни в какую не верит, говорит — вы там кутили и добирайтесь, мол, как хотите, никакого дела мне до этого нет.

— А как могут жены верить, — спрашиваю я, останавливаясь и глядя мужу в глаза, — если вранье у мужей стало второй натурой. Они спят со своими любовницами, а жене говорят, что были на собрании или встретили кого-то из друзей детства, врать для них так же естественно, как для цыган заниматься вымогательством.

— А что же они должны говорить своим женам? Правду, чтобы в доме были вечные ссоры, чтобы из-за нескольких приятно проведенных часов разбилась семья? Они говорят, что были на собрании, и семейная идиллия продолжается до конца дней, если только жена не начнет до этого выслеживать мужа, — с противной усмешкой говорит мой супруг.

— А совесть? — спрашиваю я тихо.

— А понимание? — вскипает муж. — Разве хоть одна женщина стремится понять, что у мужа могут быть неприятности, что он в душевном тупике, ему необходима разрядка и поэтому он проводит один из вечеров с друзьями за рюмкой вина. Понимает ли женщина, что большинство мужчин по своей природе полигамны и, несмотря на свой высокий интеллект, не могут подавить в себе желания спать со всеми женщинами мира, но это желание не имеет ничего общего с любовью, любовь — это интимное чувство двух людей, нежное взаимопонимание, а не грубое порабощение одного человека другим.

Мы пришли на вокзал, низкие платформы кишели отдыхающими — горожанами, которые выбрались на денек к морю. Подходит переполненная электричка, начинается толчея, давка, наконец мы в вагоне и у меня такое чувство, будто я без ног. Мой муж улыбается, я тоже пытаюсь улыбнуться, но улыбка получается грустной, потому что мне не нравится ни ехать в переполненном вагоне, ни загорать на многолюдном пляже. Я устала, и мне грустно, что у меня муж, который считает естественным, когда лгут жене, хотя, может, это и правильнее, и я просто не должна была в тот вечер возвращаться от тети домой, ведь я бы ничего не знала тогда, и вчера и позавчера была бы в объятиях мужа и он спал бы со мной как со всеми женщинами мира и ничто бы не омрачало нашу интимную нежную любовь.

От усталости ноги у меня сделались как колоды, им хочется покоя, я откидываюсь на спинку сиденья и стараюсь вытянуть их как можно дальше, но это не помогает. Ноги безумно устали все время свешиваться вниз, таскать мое тело, однако они приговорены на всю ночь оставаться втиснутыми в узкое пространство между двух сидений. Я думаю о том, что сиденье здесь как скамья пыток, однако, несмотря на это, мой муж спит — он умеет спать всегда и везде, когда его клонит ко сну или он устал. Его голова в изнеможении склонилась на мое плечо, и я завидую мужу; я ничего не могу поделать с собой, сон не идет ко мне в этом коричневом полумраке вагона с двумя рядами сидений, наполненном стуком колес и храпением спящих.

Я хочу переменить положение ног, поджимаю их под себя, они едва-едва умещаются, и я вынуждена прислонить голову мужа к спинке сиденья, но это ничуть не беспокоит его, он даже не шелохнулся, лишь смешно приоткрыл рот. Теперь мне легче. Я свернулась клубком и стала маленькой, ноги гудят, но это даже приятно.

Я размышляю о том, что нам предстоит ехать еще много часов. Много праздных часов, в течение которых мне едва ли удастся заснуть и единственным моим развлечением будет разглядывать пассажиров, сидящих напротив. Эту женщину, которая сладко спит, опершись на своего, ничего из себя не представляющего, мужа. У него какое-то сморщенное лицо, тонкие губы, полуоткрытый рот, на подбородок струйкой стекает слюна. Мне неприятно и даже противно смотреть на эту струйку слюны, однако мой взгляд снова и снова останавливается на подбородке мужчины, я жду, когда он проснется, мне интересно, вытрет ли он слюну тыльной стороной ладони, рукавом пиджака или же носовым платком, а если жена проснется раньше, разбудит ли она мужа, чтобы тот вытер подбородок, или вытрет сама. И я уже представляю себе, как жена просыпается, взглядывает на мужа, замечает струйку слюны, усмехается и снова закрывает глаза. На длинных пальцах женщины поблескивают кольца, красивые руки покоятся на коленях, одна рука прикрывает другую, но тем не менее я насчитываю пять или шесть колец, такое впечатление, будто пальцы унизаны золотом и камнями, я представляю себе, как ее рука достает носовой платок и проводит им по подбородку мужа, но тут же понимаю всю абсурдность нарисованной моим воображением картины. Женщина, сидящая напротив меня, высокого роста, ее темные пышные волосы свешиваются мужу на грудь, эта женщина красива, какая-то первобытная красота заключена в ее крупном и в то же время тонко очерченном лице, и я думаю о том, как комично, должно быть, выглядит на свадебной фотографии ее маленький, с морщинистым лицом и лысой головой муж. Их союз как-то противоестествен, боюсь, что их счастье подменено ложью, едва превозмогаемой привычкой друг к другу, ядом, который они пьют, как дорогое вино, чокаясь хрустальными бокалами.

Ноги у меня совсем затекли, я меняю позу, болтаю ногами, массирую их, но все равно кажется, будто несметное количество крошечных иголок впивается в них, я вздыхаю, мечтая о мягкой полке спального вагона. За окном ночь, темные леса, темные поля, полыхающий край неба, очертания домов, уже наступил новый день; сутки, число и вчерашний день кажутся неделей. Действительно, у меня впечатление, будто мы путешествуем уже очень давно, и я с грустью думаю, как мало радостного было в этом путешествии, но, может быть, я сама виновата? Веря, что произойдет что-то необычное, я с первого же дня ждала каких-то удивительных переживаний …