Тоомас Винт - Остановка в городе: Рассказы и повесть

И я снова ловлю себя на том, что думаю о любви, как думала о ней всегда, и не знаю, хочу ли я вообще думать иначе?

— я лежу рядом с Тобой, любимый, слушаю Твое тихое дыхание, за окном темная ночь. Ты путешествуешь по стране сновидений, я же еще не сплю, думаю за Тебя наши общие думы, мечтаю о будущем, вижу множество светлых дней, наших дней, мы не говорим друг другу о своих чувствах, потому что слова нам не нужны, достаточно глаз, достаточно того, что мы вдвоем, друг против друга, и из глаз в глаза текут мгновения, часы, годы, наша жизнь;

— я вижу Тебя идущим рядом со мной, Твои глаза, нос, волосы, руки, ноги, и внезапно Ты исчезаешь, Тебя нет; что-то разбилось, возможно, я услышала звук падения, возможно, мне почудилось, что услышала, но внезапно Тебя больше нет; я вижу идущие рядом со мной глаза, нос, волосы, руки, ноги, но Тебя я больше не вижу.

Шли дни, я была усталой и злой от ожидания, и вот однажды я увидела в сумерках, через стекло, его лицо. Он стоял у входа в магазин вместе со своими друзьями, и они заглядывали через окно внутрь, словно кого-то искали. Не знаю почему, но в этот момент во мне проснулось какое-то упрямство, задор, мне хотелось, выйдя из магазина, не останавливаясь пройти мимо, но он преградил мне дорогу и взял за руку. Мы поздоровались и пошли к дому, он все время что-то говорил, но слова его пролетали мимо меня и я думала о том, что он вовсе не тот, кого я ждала, я слышала, как он несколько раз упомянул имя Эллен, и мне показалось, что его голос, произнося это имя, звучал особенно тепло и нежно, я знала, что они уже давно знакомы с Эллен, и не испытывала ни малейшей ревности, во всяком случае, я десятки раз твердила себе, что не ревную, но вдруг я остановилась и колюче спросила, знал ли он о том, что еще встретит меня. Он пробормотал что-то невразумительное. Мы шли, взявшись за руки, перчатки я несла в руке и меня злило, как равнодушно и даже небрежно он держал мои пальцы. Вероятно, я сама была виновата, ведь я не отвечала на его вопросы, шагала молча, и когда, в конце концов, мне стало жаль его, я не нашлась, что сказать. Внезапно он побежал и потянул меня за собой, словно хотел встряхнуть меня, зажечь, чтобы я стала такой же, как в начале нашего знакомства, но я оставалась холодной. У парадной мы распрощались, он, правда, пытался удержать меня, но я вырвалась и бросилась по ступенькам наверх, на втором этаже я остановилась и выглянула в окно. Я надеялась еще хоть раз увидеть его, но темнота не посчиталась с моим желанием. Тогда я поняла, что он больше никогда не придет, мне захотелось помчаться вниз, побежать за ним, но что-то во мне воспротивилось этому. В душе остались пустота и безутешность. Но тем не менее все последующие вечера я ждала, что он придет, и каждый раз, когда открывала почтовый ящик, мое сердце начинало тревожно биться, но писем от него в почтовом ящике не было.

Я гляжу в окно и вижу здание тартуского вокзала, знакомые дощатые стены, навес, опирающийся на деревянные столбы, киоск, где продают пирожки и горячий кофе, железную ограду, за ней кусты, меня охватывает чувство умиления, к горлу подступает ком, как будто я вот-вот заплачу. Глаза мужа прикованы к окну, и, когда поезд останавливается, он говорит: «Мы выглядим сейчас так, словно вернулись из кругосветного путешествия».

Он шутит, но когда я начинаю вспоминать, мне кажется невероятным, что всего четыре дня тому назад мы вышли из такси на Балтийском вокзале, чтобы начать наше путешествие. Мне вспоминаются расплывчатые, как во сне, пейзажи и люди; отрезок времени, уместившийся между ними, кажется чудовищно длинным, я снова чувствую умиление, тоску по ребенку, покою и тишине и думаю, что это было долгое и утомительное путешествие.

— Знаешь, дорогая, — обращается ко мне муж, — за эту поездку с нами, фактически, не произошло ничего примечательного, удивляться тут нечему, в человеческой жизни месяцами и даже годами не происходит ничего примечательного, но про себя я думаю, что для нас обоих это путешествие было очень важным, впрочем я не знаю, стоит ли нам вообще вспоминать об этом.

Я хочу спросить: «О чем?», но не спрашиваю, внезапно понимаю, как много может содержать в себе обычное местоимение, вагон теряет очертания, свет меркнет, за окном полыхает вечернее небо, на скамье напротив сидит семья: муж, жена, мальчик и девочка, детям лет по десять, они возбуждены, крутятся возле своих респектабельных родителей, беспрерывно болтают; в вагоне загорается свет, я ужасно устала, мне хочется вздремнуть до того, как мы приедем домой, внезапно я чувствую потребность закурить, встать и походить взад-вперед по вагону.

Я сижу в вагоне рядом с мужем, не могу ходить взад-вперед, не могу выйти покурить, мне бы пришлось тогда пробираться между коленями мужа и передним сидением, а это потребовало бы от меня больших усилий, и уснуть я тоже не могу, потому что мой муж разговаривает со мной, и я не спрашиваю у него, что может значить одно обычное местоимение, да он, очевидно, и не ждет моего вопроса, собирается говорить дальше; однако он молчит, смотрит на меня, я чувствую, что лицу становится щекотно, я не думала, что глазами можно щекотать, а может быть, его взгляд, коснувшись меня, оцарапал мне щеку, и, посмотрись я сейчас в зеркало, я увижу тонкую красную полоску, которая тянется от глаза к губам; я смотрюсь в зеркало, наклоняюсь к нему поближе, высоко поднимаю пальцами брови, уголки глаз тоже приподнимаются.

— Что с тобой, Маарья?

Я чувствую тяжесть его руки на своей руке, слышу испуганный голос, вижу взволнованное лицо, какой-то миг я еще глотаю слезы, затем они начинают литься из глаз, я утыкаюсь лицом в прохладное плечо мужа, кладу ему руку на колено, мои пальцы, словно клещи, впиваются сквозь одежду в упругую кожу. Боль, отчаяние, безысходность, злость, обида и страх этих злосчастных дней — все сосредоточилось в кончиках моих пальцев и просочилось бы в него, если б не грубая ткань… Но вот уже хватка моих пальцев ослабевает, я поднимаю голову с плеча мужа, с надеждой ловя его взгляд.

— Что с тобой? — спрашивает мой муж, у него мягкий голос, слова слетают с его губ раздельно, каждое, как длинная фраза, и я чувствую — они словно ответы, которых я долго ждала, не смея надеяться, что когда-нибудь услышу их.

— Знаешь, — говорю я, проглатывая вместе со слезами конец слова, — знаешь… я вернулась домой ночью, в тот же день ночью, когда отвезла ребенка к тете…

— Я знал это, — тихо отвечает муж.

— Ты?.. Знал? — Я вздрагиваю, словно от неожиданного толчка и забываю про слезы, которые еще секунду назад катились из глаз, не верю, что не ослышалась, однако я действительно не ослышалась; десятки мыслей роем проносятся в голове и тут же исчезают.