Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

Слух было не остановить, потому что никто не знал, из какой норы Сильветта, обитавшая где-то в темноте, распространяла яд. Одной капли кислого молока достаточно, чтобы испортить весь стакан. Мими яростно боролась с пересудами. Как вы можете в такое верить? Это гнусная ложь обесчещенной, злобной женщины, ревнивой любовницы! Разве вы не знаете, что она не была никакой певицей на Монмартре, что она была проституткой?

Да, синьора, конечно, мы это знаем, честь вашей семьи вне всяких подозрений. Но стоило Мими перетянуть на свою сторону одну подругу, как слух находил дорогу в следующий дом. Это было как вода, заливающая корабль, потому что никто не может найти протечку. Сплетня заполнила все переулки квартала – набухающий поток злобы, от которого у Ясмины пресекалось дыхание. У особо набожных всегда был наготове предлог: но мы же хотим вам добра. Sfortuna постигла ваш дом!

– Беспокойтесь о вашем собственном доме! – огрызалась Мими.

Однако догадки были до того увесисты, что любое опровержение только придавало им убедительности. Странно, но Ясмина, в отличие от Мими, не испытывала к Сильветте ненависти, одну только жалость. Она слишком хорошо знала, что отверженные злы не по природе, что их злость – следствие отверженности. Ты плохая девочка! Девочка становилась плохой, только когда ее отторгали.

И в какой-то момент они окончательно проиграли битву. Подруги Мими отвернулись от нее, соседки больше не здоровались с Ясминой, а последние верные пациенты Альберта переметнулись к другому врачу. Вы должны понять, доктор, я ничего не имею против вас, напротив, но люди начинают судачить о тех, кто к вам ходит, вы понимаете?

В Piccola Сицилии считались не с тем, что происходит за стенами домов, а с тем, что выходит наружу.

У Ясмины, видевшей отца сокрушенным, погруженным в молчание, без обычной книги, без газеты, без радио, разрывалось сердце. Сама она уже не слышала злобного шипения вслед – слух просто отключился, как перегруженный прибор. Но страдания папа́ из-за нее – такого она никак не могла допустить. На свете был лишь один человек, способный заставить людей замолчать. Виктор.

Она села у себя в комнате перед зеркалом, расчесала волосы, накрасила губы, подвела черным карандашом глаза, затем прошла в комнату Виктора, достала из ящика стола флакон с его парфюмом, побрызгала им шею, надела свой лучший наряд, весь белый, а к нему самые высокие каблуки. Потом принарядила Жоэль и посадила ее в коляску.

– Мы во вражеском окружении, – сказала Ясмина. – Но я выведу нас из него.

И покинула дом. Она шла не по тенистой стороне улицы, она больше не избегала людей, она смело шагала в самом многолюдье проспекта де Картаж. С поднятой головой она шла мимо кафе, и сидевшие там мужчины оборачивались ей вслед. Ведь жены же спросят дома, к кому она направлялась. Ведь никто, по сути, ничего о ней не знает.

– Что это вы делаете, Мори́с?

Он стоял у себя в чулане в майке, склонившись над старым чемоданом Виктора. Он был небрит, в каморке под крышей царила спертая духота. Вся одежда, аккуратно сложенная, лежала на постели. Он никого не ждал.

– Ясмина. Buongiorno…

Ее красота ошеломила его.

– Мне больше не нужна его одежда. Скажите Виктору… спасибо от меня.

Ясмина неподвижно стояла в дверях, удерживая Жоэль, которая хотела кинуться к Морицу.

– Виктор не вернется.

Морица удивили не ее слова. Его удивило, что она произнесла их. Что она наконец поняла.

– Возьмите меня с собой, Мори́с.

Мориц оторопел. Он медленно подошел к ней, чтобы удостовериться, что все понял правильно.

– Вы же поедете через Палермо?

– Да…

– И потом через Италию.

– Да.

– Я должна найти Виктора.

Он понял ее неправильно. Он отвел глаза, чтобы не выдать разочарование. Но она его все равно почувствовала.

– Мы какое-то время будем вместе, пока не найдем его, а потом вы сможете поехать к вашей невесте.

– Но… Ясмина… куда вы хотите в Италии?

Она вцепилась в его руку с такой силой, что он испугался.

– Мори́с! Вы говорите как мой папа́. Что я должна быть благоразумной. Но я знаю, Виктор жив. Я это знаю! А раз он не хочет вернуться, мне здесь больше нечего делать. Вы понимаете? Здесь для меня сожженная земля. Что мне тут делать, одной, с ребенком?

Жоэль расплакалась. Она чувствовала, что речь идет о ней, но почему мама так взволнована, она не понимала. Ясмина взяла дочку на руки.

– Помогите мне. Одну меня отец не отпустит.

– Но где же его искать? Все, что нам известно, – это название сицилийской деревни, где он был. Два года назад!

– А вы не беспокойтесь. Я отыщу его. Вам этого не понять. Его сердце бьется во мне, а мое в нем.

– Ясмина, но это же вздор!

– Вы так считаете, потому что мы с ним слишком разные? Я и это знаю, но как раз поэтому мы одно целое!

Но он говорил совсем о другом – о практическом, откуда начинать поиски, о том, что если Виктор был в плену, то его уже выпустили, и вероятность того, что он жив, крайне мала.

Ясмина дотронулась до его локтя. Почти нежно.

– Когда мы были детьми, однажды всей семьей мы поехали летом на пляж, и я там потерялась. Народу было очень много. Я вдруг очутилась среди чужих людей. Мне было страшно. Но я не посмела поднять крик. Я просто закрыла глаза и заговорила с Виктором. Можно ведь говорить с человеком, не произнося ни слова, вы, наверное, такого не поймете, но непроизнесенные слова даже сильнее, потому что они остаются с тобой. Не подумайте, будто я сумасшедшая, Мори́с. Потому что Виктор тут же возник передо мной. Родители искали меня на другом конце пляжа. А мы с ним сразу нашлись. Среди сотен людей. И так было всегда. Он услышит меня!

Мориц не хотел ничего отвечать, чтобы не разрушить ее мечту, но помимо воли у него вырвалось:

– Ясмина, в детстве у меня были такие же фантазии. Но с тех пор я видел своих товарищей с оторванными ногами, они звали матерей и погибали в муках. Можно много чего пожелать себе, Ясмина, но одной силой воли не вернешь мертвого к жизни!

И тотчас понял, что зашел слишком далеко. Он потерял ее.

Ясмина отвела взгляд.

– Вы не знаете, что такое любовь. Идем, Жоэль.

– Вы любите призрака.

– Может, я и сумасшедшая, может, эта любовь и запретная, но настоящая. Я любила его с детства. Что вы делали, когда были маленьким?

Я прятался, подумал Мориц, но промолчал.

– Тогда я поеду без вас.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Ясмина! Вы должны попросить разрешения у родителей.

Вечером Мими и Альберт сидели за столом. Ясмина излагала свой план без колебаний, но и без сумбурной лихорадочности. Ее трезвая решительность импонировала Морицу и шокировала родителей. Их дочь действительно стала взрослой.