Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

— Немного. Меня и не так били. Повезло, что вы были под кайфом. Удар как у девчонки.

— Меня тоже били ни за что. Терпи, если уж сразу не дал сдачи.

Он роется во внутреннем кармане куртки и извлекает квадратную коробочку с диском. Кладёт на стол и двигает к Ястребинину.

— Вот.

— Что это? — Кирилл тянется через нарастающий в голове шум. Ему кажется, что и стол, и коробочка, и Арс с тёмными провалами очков на глазах где-то очень далеко. — Что там?

— Песни. Запись вокала.

Ему приходится сделать над собой усилие, чтобы выговорить слово.

— Чьё… чьего?

— Одного очень близкого мне человека. Её больше нет. Я хотел бы, чтобы ты написал на эти песни музыку.

— Я?

Арс снимает очки, закуривает. Сигареты у него в пачке почему-то все мятые. Кирилл представляет, как он, о чём-то задумавшись, выуживает по одной из пачки, верит в руках и пробует на зуб. Словно бы спохватившись, кладёт обратно, чтобы через минуту нашарить следующую…

— Да. Пожалуйста.

Кирил вертит диск в руках. Осторожно кладёт его обратно на стол.

— Почему не вы? Это же близкий вам человек. Ему было бы приятно…

— Нет. Я много чего натворил в этой жизни. И по отношению к нему тоже. Ты неплохой музыкант, вот и работай.

Кирилл колеблется. Нервно вертит в руках рюмку. Арс отодвигает стул, надевает очки.

— Я на тебя не давлю. Сначала послушай. А потом звони, там есть номер моего телефона.

— Да?

В трубке повисла настороженная тишина. Потом торопливая речь:

— Я послушал диск, Арсений. Всё очень здорово.

В тумане болезненной дрёмы Арс не сразу узнаёт Кирилла.

— Я за тебя рад, — бурчит он. В солнечных лучах, льющихся через незадёрнутые шторы, купаются пылинки. Утро, а может и ранний вечер. — Как что-нибудь напишешь, звони.

Арс роняет мобильник на постель…. Рядом никого — подруга успела уйти. Сонно наблюдает, как по простыне ползают солнечные зайчики, и пытается вычленить из памяти, как там её звали. Нет, не вспоминается.

Одна из многочисленных квартир Лиходеева (он зарабатывает на жизнь сдачей в аренду таких вот однокомнатных квартирок и комнат) находится на Нагорном проспекте, в многоэтажной коробке, торцом выходящей на более или менее оживлённую улицу. Через распахнутое окно извергается слегка потасканный, но всё ещё живой воздух московской окраины. Гудит автострада, где-то стучит колёсами поезд. Из припаркованной под окошком машины завывает какая-то попса.

Пробираясь через тесный коридор на кухню, Арс бурчит:

— Сучка. Могла бы хоть кофе сварить на прощанье.

Эти слова — не более чем способ с размаху впечатать в стену стучащую в висках боль. Кофе Арс при любых обстоятельствах предпочитает варить сам.

Кухня встречает его грязной посудой и батареей пустых бутылок.

— Проснулся? — весело спрашивает Блондинчик из кресла. Ноги его закинуты на стол, носок правой туфли равнодушно шевелит полупустую пивную банку.

Кресла на кухне почему-то ставят редко, но есть мнение, что это гениальное изобретение человечества. Такое же, как холодильник в комнате рядом с диваном или розетка над унитазом.

На Блондинчике мятый белый пиджак и брюки. Из-под пиджака торчит нелепая пурпурная майка. В руке у него сигарета, немножко пепла на обивке кресла, карие глаза смотрят сквозь дым дерзко и слегка пьяно.

— Сейчас утро или вечер? — хмуро спрашивает Арс.

— Скоро полдень. Я выпроводил твою подружку. Она пыталась на меня орать и качать права.

Арс качнулся.

— А, всё равно. Не помню, как её звали. Ты чего тут?

— Приехал за тобой. Сандра отправила. У нас, видишь ли, гастроли в Посаде. Чемоданы упакованы?

— Чёртова ненасытная стерва с её ненасытной жаждой денег. Я хочу кофе.

— Как скажешь, — зевает Блондинчик. Выуживает из пачки измочаленную «Мальборо». — Но лучше бы нам поторопиться. Выступаем, видишь ли, в театре авангардного искусства, как саундтрек к какому-то там балету. Они не любят когда опаздывают. Суровые мужики.

Арс один за другим распахивает шкафы над мойкой, выгребает содержимое на стол. Наконец находит турку и молотый кофе. Растворимый «Нескафе», стоящий тут же, отправляется в мусорку.

— На нас всё ещё есть спрос, а, брат? — продолжает Блондинчик. — Как считаешь? Стоило этим ублюдкам услышать, что мы вернулись на большую сцену, как Сандре посыпались звонки.

— Она знала.

— Конечно. Держу пари, специально зарядила телефон. Ну скажи, ты не соскучился по слюнявым фанатам? По мне, так давно было пора. Что было то прошло. Время лечит, и прочая ерунда в том же духе.

Арс молча водружает турку на огонь.

Басист, запихав руки в карманы, двинулся в сторону автобусной остановки.

— Где твоя машина? — жмурясь на солнце, спрашивает Арс.

— Какая машина? — морщится Блондинчик. — Два дня, как права отобрали. Поедем на автобусе.

До здания, где располагается офис компании-промоутера группы, они доехали за двадцать минут. От парадного входа к жёлтому микроавтобусу-«Мерседесу», похожему на большую пчелу, техники уже вовсю таскают аппаратуру. Мешаясь у них под ногами, на ступеньке сидит Сургуч, уныло полоща усы в кока-коле из «Макдоналдса».

— Купите мне выпить, ребят? — просит он. — Я, видите ли, на мели. Совсем ни копейки. Сандра не даёт…

— Ты, вроде, уже пьёшь, — говорит Блондинчик, заглядывая в бумажный стакан.

— Это всё она. Нельзя уж и приляпать перед концертом…, - он с тоской вертит в руках стаканчик. — На эти деньги можно было купить четвертушку.

— Извини, — серьёзно отвечает Блондинчик. — Если госпожа менеджер говорит нельзя — значит нельзя.

Сургуч расстроено покивал. Кепка съехала на затылок, майка-алкашка натянулась на пузе, обозначив пупок. Одна из лямок съехала с плеча, закрыв глаза уродливой русалке.

Студия, а заодно и офис звукозаписывающей компании прячутся в одном из корпусов старинного здания из тёмного, поблекшего от времени, кирпича. Некогда здесь располагалась не то военная часть, не то какое-то другое режимное заведение, нынешние его владельцы по старой памяти сохранили огромные чугунные решётки на окнах первого этажа да руины стен. В дождливую погоду крыша регулярно течёт, оставляя на стенах ржавые подтёки, и в такие дни работникам студии приходится таскать аппаратуру по этажу в поисках более или менее сухого места.

«Control Records», гласит вывеска.

У дверей микроавтобуса (с тем же самым логотипом) на них накидывается Сандра. Когда она злится, противный польский акцент лезет из всех дыр. Блондин вяло отбивается, Арс же просто отодвигает её и проходит внутрь.

В салоне, среди чехлов с гитарами и громоздкого, похожего на гроб, Korg'а, прижимаются друг к другу три миловидных девушки в миниюбках.