Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

— Напиши свой телефон. Вот здесь, на обложке. Я заберу это.

Кирилл набросал огрызком карандаша номер, диск перекочевал из рук в руки. «Тойота» взревела мотором, перевалилась через обочину, чтобы влиться в обыденную до зубного скрежета московскую пробку.

Кирилл идёт к метро, шелестя в карманах мятыми десятками и лелея между рёбрами странную лёгкость.

Диск этот будет крутиться в плеере ещё где-то с месяц, а потом Мариша забеременеет вторым ребёнком, и в повседневной суете голос на записи, говорящий: «Абба, миленький, ну зачем ты всё это записываешь?» как-то сам собой отойдёт на второй план, чтобы потом пропасть вовсе. Диск, должно быть, закатится куда-то в щель между шкафом и полом.

Повторно он будет разговаривать с Сандрой об этой пластинке только спустя пять лет.

В следующий раз Кирилл вспомнил про диск, когда Сандра вновь появилась в его жизни. Загородила ему дорогу, закрыла своей пышной причёской солнце. Тень пачкает глянцевые туфли, Ястребинин медленно поднимает от них глаза на неё — такую же дымящуюся, как прежде. Время вовсю танцевало на плечах своё регги, но в остальном она держалась молодцом. Всё так же сжимает в тесных джинсах поджарые ягодицы, пальто нараспашку, колоколом вокруг тощих ног.

Кирилл узнаёт её сразу же. В голове что-то щёлкает, всплывает картинка, как в старом кино, Сандра стоит возле своей «Тойоты», нетерпеливо постукивая пальцем по стеклу, дверца распахнута, как горло турбины на факультете, где он когда-то учился, вот-вот втянет её в влажное нутро. А вот что там делал он, Кирилл вспомнил не сразу.

Осень взяла Москву в свои руки. Набросала на тротуары дождевых капель, сделала асфальт похожим на рябую змеиную кожу. На улицы налетело голубей, они расходились из-под ног с возмущённым воркованием.

Он возвращается домой с работы. Работа не самая героическая — сотрудник в фирме, которая занимается инженерными коммуникациями. Они занимают целый этаж в новеньком здании из голубого стекла. В стеклянной трубке там скользит скоростной лифт, охрана безукоризненно подтянута, а секретарши все с обворожительными улыбками и готовят потрясающий кофе в своих небольших белых машинках. Пробиться туда было не так-то просто — собеседования, собеседования, и так без конца. Но он пробился и собирался со временем пересесть в кресло старшего инженера.

— Привет, — говорит она хриплым прокуренным голосом, — Рада, что ты меня вспомнил.

— Я тоже… рад тебя видеть, — говорит Кирилл, не уверенный в искренности своих слов.

Она отводит прядку с лица, оглядывает его с ног до головы. Волосы у неё такие же пышные, хотя в причёске появились ниточки седины. На щеках, над верхней губой, на переносице следы косметики. Говорит:

— Постригся. Зря. У тебя голова кажется маленькой.

Кирилл находит своё отражение в мокром стекле автомобиля. Смоляные волосы лоснятся от геля, щёки слегка округлились, а фигура окрепла. Одежда больше не болтается на плечах, как на вешалке.

— Ага. Мне так нравится.

— И перестал их красить, — говорит Сандра с неодобрением. — Тебе шло. С работы?

У Кирилла в руках дипломат, коричневый, кожаный и очень серьёзный. Есть машина, но он не разлюбил гулять, и поэтому предпочитает пройтись пару кварталов до работы пешком. Полезно.

Кирилл прячет дипломат за спиной.

На нём костюм и галстук в красно-чёрную косую полоску. Туфли чёрные, без единого пятнышка, как и положено сотруднику серьёзной фирмы.

Это самое сложное — в такую погоду держать в чистоте обувь и низ штанин. Так и норовят забрызгаться… Многим людям это удавалось легко, как дышать или любить японскую кухню. Должно быть, потому, гадал Кирилл, что они смотрят, куда идут, а он смотрит разве что на провода. Или потому, что они выходят из офиса, прощаются за руку с коллегами и рассаживаются на стоянках по своим джипам.

Он постигал это искусство очень, очень долго. И полагал, что им можно гордиться.

— Больше не играешь?

— Да. Не хватает времени, да и нужно кормить семью. У меня две дочки, — говорит он с гордостью, но она дочками не интересуется.

— Понятно.

В то время таких банд были сотни. Единицы держались хотя бы два года, не говоря о том, чтобы стать известными, и музыканты постоянно кочевали из группы в группу, а иногда пропадали совсем. Вот и Кирилл в своё время наигрался.

— Нужно поговорить, — вещает Сандра всё ещё загораживая ему дорогу.

— О чём?

Она наклоняет к нему медный овал лица. Секунду или две размышляет, правильное ли приняла решение, и продолжает:

— О твоём гонораре. Тебе будет приятно это узнать.

— Что узнать?

— Лейбл заинтересовался той пластинкой. Конечно, тут есть и моя заслуга, но свой процент от продаж уже лежит у меня в кошельке.

Две тысячи третий для Сандры был словно собачка на поводке. Она никуда его от себя не отпускала. С тех пор прошло пять лет. За это время старшая дочь Кирилла успела пойти в школу, а младшая подыскивала себе мужа в детском садике. Каждую неделю нового.

— Они сказали, что неплохо было бы кое-где переписать вокал. Но я сказала, что это невозможно. Они там убрали всё лишнее, почистили запись.

— Я всё ещё не понимаю…

— Хорошо было бы найти автора. Если у тебя есть какие-то идеи, буду рада выслушать. Хотя, скорее всего она сама откликнется, когда диск увидит свет. Захочет получить свои барыши. Нет нужды бегать за паровозом, если он придёт к тебе сам, верно? Шведская поговорка.

Она показала зубы, ровные и такие белые, словно по ним водила кисточками, стоя на нижней губе, бригада профессиональных маляров.

Будто щёлкнула мышкой по кнопке «рандомная улыбка».

И тут он вспомнил. Обломки кораблекрушения один за другим всплывали в его голове из зелёных недр, чайки садились на них, неловко растопырив крылья и бестолково крича.

— Я слышал, что она умерла. Погибла в автокатастрофе.

— Какая жалость, — без сожаления говорит Сандра. — Ну что же. Значит, родственники. Должны быть родственники…

У Кирилла на языке вертится другой вопрос:

— Что случилось с Арсом?

«Странные сны» были в творческом отпуске, — в который уже раз. Ястребинин следил за их творчеством — краем глаза, вспоминая время от времени и шелестя страницами всемирной сети.

Она замолкает на полуслове, как будто натолкнулась на невидимую стену. Тёмные очки перекочевали в руку, обнажив шелушащуюся под глазами кожу.

— Кто знает. Он так и не появился. Считается пропавшим без вести. Если живой, то, думаю, где-то за границей. Он ведь слишком часто переезжал, чтобы пустить корни. Год тут, год там. Может быть, когда-нибудь увидим его по ТВ, а?

Говорит с ностальгией в голосе. Арс, возможно, уволок в своих пропахших куревом карманах что-то такое, из-за чего о нём стараются говорить как об интересной книжке, хотя и почти стёршейся из памяти.