Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

Лена щёлкает чайником и расхаживает туда и сюда с недовольным видом.

— Чем вы сейчас занимаетесь? — Спрашивает Кирилл. Он не может заставить себя называть её на «ты», как, по идее, положено старым знакомым, а она и не предлагает.

— Я учитель музыки.

— Детей, значит, мучаете?

Зрачки у неё сквозь стёкла очков напоминают две пули, что смотрят на него из стволов охотничьего ружья. Кирилл смущённо улыбается, вертит в руках коробочку с диском, с которой остался когда освободился от пальто. Лена на неё не смотрит. Размышляет, что бы ответить этому невоспитанному молодому человеку, но, в конце концов, не отвечает ничего. Довольствуется взглядом и разливает в две одинаковые белые кружки чай.

Кирилл жмурится, ощутив на языке малиновую ноту. Это так хорошо, красный росчерк среди белого мира. Пусть чай и химический, с ярлычком «Липтон». Дым над её кружкой остро пахнет киви.

— Любите фруктовый чай?

Она уронила на него свой взгляд и одну из обширных коллекций гримас, и Кирилл от стыда заворачивает в себя плечи. Действительно, какое ему дело до того, какой чай она любит?

— Он вкусный, — признаётся она словно бы через силу. Бухает в чашку пять ложек сахара, и ложка копошится в получившейся гуще, будто экскаватор в песчаном карьере.

На столе ни конфет, ни печенья. Гладь стола, как усыпанная снегом Волга в то редкое время, когда на ней нет даже рыбаков. Надо думать, Арс бы здесь рвал, метал, громко ругался матом и кидался бы предметами обстановки.

— Должно быть, вам нравится ваша работа?

— Да, и у меня всё хорошо. Нормальная зарплата. Я работаю в частной школе, где неплохо платят.

Она начинает рассказывать, потягивая фруктовую гущу из чашки. Сверху курится острый химический запах, а сама жидкость больше всего напоминает не то крем против морщин, не то топливо, на котором она, учительница музыки, будет работать остаток вечера. Перекладывать бумажки, составлять план на будущий день. Быть может, разогреет в микроволновке полуфабрикаты. Кирилл представляет, как эта сладкая жижа течёт по пищеводу, проходя процессы очистки и превращаясь в нефть, а внизу гудят и клацают друг о друга механизмы.

— Дети неблагодарные лентяи, но, с другой стороны, это лучше, чем работать с младшими классами. Подростки лучше, хотя бы некоторые из них сидят спокойно.

Где-то внутри у неё тикают десятки часов и перемещаются сотни стрелочек, отмеряя время которое он у неё сегодня отнял.

Её рвёт словами.

— Это здоровое питание отнимает так много времени. Нужно ездить в специальные магазины за листьями салата в специальной вакуумной упаковке. Там написано, что при выращивании не используются удобрения. А ещё эти водоросли. Ламинария. Они полезные, но такие противные на вкус…

— Как там Абба? — спрашивает Кирилл и светски улыбается.

Механизм даёт сбой, и сахарная жижа стекает у неё по подбородку. Лена пытается вспомнить, честно пытается, возможно, какие-то картинки даже проползают слайдами через её внутренний взор. Комкает губами воздух.

— Абба? Не знаю. Мы не общаемся.

— Что же так?

Она вспоминает, и в глазах мелькает какое-то человеческое чувство.

— Он исчез, кажется, шесть лет назад. Нет, семь. Пропал без вести. Уехал в отпуск и не вернулся. Как вы думаете, куда пропадают люди?

Почему-то этот факт растревожил Кирилла больше всего. Ещё один пропавший человек, имеющий отношение к тому диску. А девушка, которой запись обязана своим появлением, сейчас сидит напротив с замороженным взглядом.

— Не знаю, — говорит он. — Если сами по себе, я имею ввиду, по собственному желанию — возможно, чтобы изменить свою жизнь. Когда тебя как-то держит прошлое, это невозможно. Или чтобы исполнить какой-нибудь долг.

— Какой ещё долг?

— Ну, не знаю. Данное самому себе обещание, например.

Она поджимает губы.

— Нормальные люди так не поступают. Не бросают своих близких ради какой-то прихоти. У вас есть семья, Кирилл?

— Конечно. В Москве.

— Вы в наших краях в деловой поездке?

— Не совсем. Я приехал сюда, чтобы повидаться с вами.

— Со мной?

Кирилл не обращает на холодный требовательный взгляд никакого внимания. Он идёт в наступление. Бросает в бой танковую дивизию:

— Вы помните Арса?

Её лицо сереет, как будто пустыня после заката.

— Это человек, которого я предпочла не вспоминать.

Кирилл говорит вкрадчиво:

— Да? А зря. Он тоже исчез без вести, лет пять назад. Мне кажется, из-за вас. Люди, с которыми, я догадываюсь, вы были близки, теряются. Как листья, которые срывает с ветки ветер.

— Почему из-за меня?

— Хотя, наверное, всё-таки из-за вас прежней, — поправляется Кирилл. — Вы помните, какие пели песни?

— Я давно уже не пою, — она чертит ногтями на скатерти прямые линии. — Порвала с этим чудачеством, когда поступила в институт.

Кирилл не может больше терпеть надменный, с кусочками меди, тон. Срывается, отчитывает её сердито, серьёзно, как учитель провинившуюся школьницу.

— Вы кусок льда, Лена. Мёртвый, безжизненный кусок льда. Арс, при всех его недостатках, был кем-то, а вы стали никем. Пустой пыльной коробкой.

Она смотрит на него, и её глаза, как два огромных резервуара, наполняются слезами. Кирилла отпускает. Странно, говорит он себе с рассеянной улыбкой, слёзные железы давно должны были атрофироваться. Отсохнуть. Бесполезная функция. И насосы, которые эти слёзы качают… Зачем?

Лене нечего ответить, и она смотрит на него с немой обидой.

— Что ж. Наверное, мне пора. Счастливо вам.

На обратном пути он заглядывает в комнату, надеясь обнаружить там каких-нибудь плюшевых медвежат. Или, может быть, небольшой милый беспорядок на столе с участием разноцветных катушек с нитками, какой-нибудь фарфоровой безделушки и гильз губной помады. Чёрт, да хотя бы немытую кружку.

— Выход не здесь, — грассирует сзади нотка раздражения, большой, тощий восклицательный знак.

Всё так чисто, так вылизано, что взгляд проходит ни на чём не замирая, как рыболовный крючок сквозь воду. Учительница. Ясен пень, должна быть примером для подражания. Может быть, ещё и завуч.

Он втискивает ноги в туфли, а она всё так же сидит за столом, руки, локти и пустая кружка с уныло свисающим жёлтым ярлычком свалены в кучу, и смотрит ему вслед. Кирилл захлопывает дверь и летит, прыгая через ступеньки, вниз. Его заносит, и он врезается бедром в перила. Смеётся, чувствуя, как вспухает боль, и бежит дальше.

Мимо, грохоча, как товарный состав, проносится вереница почтовых ящиков. Кирилл останавливается, цепляясь за крайний. Под ногами всё расплывается, трескается, как лёд в половодье, и несёт теченьем вниз по ступеням, и ему хочется обратно в машину. Но всё же находит десять секунд, чтобы отыскать ящик с номером нужной квартиры, и бросает туда диск. Такая, как она, суровая преподавательница музыки, современная деловая женщина, обязана каждый день проверять почту. Вдруг счета. Вдруг расписки, письма из банка, чеки, квитанции, свежий прайс от «TV–CLUB» с новыми товарами.