Лана Барсукова - Счастье ходит босиком

Но при всех заботах подготовки к юбилею Юля не могла отвлечься от мысли о Кате. Ей хотелось сразу всего: помириться, повиниться, снова подружиться, покрасоваться, поддержать, поболтать, сблизиться, отблагодарить, зафиксировать свой успех, показать зажатую в своей руке синюю птицу счастья. И на правах звезды протянуть к Кате лучик воскресшей дружбы.

Специально нанятый человек получил соответствующие распоряжения, и в далекую Калифорнию отправили приглашение.

Катя развернула конверт, доставленный специальной курьерской службой, и с недоумением начала рассматривать его содержимое. Тонкий лист бумаги напоминал афишу, только уменьшенного формата. Яркие блики всевозможных оттенков собирались в подобие обнаженной женской фигуры, как будто она притягивала осколки радуги. Надпись гласила: «Многомерность Ж». «Жопы, что ли?» – подумала Катя. Потом, заметив подсказку внизу листка – «Многомерность женщины», пристыженно хмыкнула. Однако ясности это не добавило.

К афише прилагалось приглашение на моноспектакль «Многомерность Ж» в честь 50-летия Юлии. Оно было на Катино имя и сопровождалось припиской «Авиабилеты и проживание за счет приглашающей стороны».

«Затолкайте это приглашение себе в жопу!» – по калифорнийской традиции отреагировала оскорбленная Катя. Голливуд располагался в Калифорнии, что накладывало отпечаток на жителей штата. Но потом она прикинула семейный бюджет, вспомнила о своих планах проведать Россию, подумала об инфляции, о плате за образование детей, о надвигающемся ремонте дома… «За счет приглашающей стороны» – заманчиво, конечно.

Но главное даже не это. Очень хотелось посмотреть на эту самую «Ж». Ведь когда-то они были одной семьей – она, Стасик и Юля. И не самой несчастной, даже счастливой семьей. Катя решила принять приглашение.

В день спектакля Катя пять раз принимала душ. Душ был необходим каждый раз, когда она чувствовала, что не может совладать с волнением, а вода ее успокаивала, смывала смуту с души.

Гуляя по московскому центру, она думала, какой бы стала ее жизнь, если бы не встреча с Питером. Она могла сейчас идти по этим улочкам не тихой поступью бывшей русской, а стремительно бежать, боясь опоздать на работу. И даже не замечать этой красоты. Все эти милые домики в тихих переулках были бы не декорацией ее ностальгии, а просто строениями, отмеряющими путь в магазин или парикмахерскую, в детский сад или жэк. Почему-то ей казался вероятным именно такой сценарий. Про жизнь в Бирюлево или в Ховрино не думалось, хотя в них жило гораздо больше москвичей, чем внутри Бульварного кольца.

А Юля с утра разминалась в своем артистизме. Она изображала испуг и неуверенность.

– Мне кажется, я зря все это затеяла, – жаловалась она мужу. – Стихи – это же такое личное. Поймут ли? Чувствую себя разбитой, даже не знаю, как выйду на сцену. Не чувствую в себе подъема…

– Отменяем? – равнодушно уточнил муж.

Он был человеком дела и не умел поддерживать Юлину игру.

Она, как всегда, обиделась. Он, как всегда, не понял на что. Но догадался, что ничего отменять не надо, и облегченно вздохнул.

Наступил торжественный вечер. Катя сидела в зале и чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, что собралась огромная семья, а она подкидыш. Царила возбужденная атмосфера встречи добрых знакомых. Все кивали друг другу, жали руки, лезли обниматься. Одна тусовка, табор успешных людей, которые роятся вместе. Мужчины – сплошь уверенные в себе, раскованные и шумные, женщины – при них. А Катя – как сирота, не имеющая шансов на усыновление.

Но вот занавес раздвинулся, и показалась Юля. Катя замерла, как от удара под дых. По залу прошел гул приветственного восторга. Красивая и молодая Юлия сияла, как звезда, на темном фоне сцены. Она улыбалась всем и никому, наслаждаясь триумфом.

И тут же Катя посмотрела на себя словно со стороны. Она одновременно видела двух женщин. Одну в платье со шлейфом, на возвышении, в свете софитов, со спокойной улыбкой победителя. И другую – сидящую в темном зале в немарком платье универсального фасона, хоть в пир, хоть в мир, с напряженным лицом и горящими завистью глазами. А мимо плыли звуки скрипки и какие-то зарифмованные слова. Катя не особо прислушивалась к ним. Она прислушивалась к себе. Слезы капали на ее немаркое платье, оставляя темные пятнышки.

Ей было жалко себя. Она оплакивала то, чего не случилось в ее жизни. Не случилось повода надеть платье со шлейфом. Не случилось пригласить столько гостей. У нее даже знакомых столько не наберется. Да и соберутся они, что она им покажет? Умение брать интегралы? Кому это нужно! Не случилось разделить старость с близким человеком. Питер оставил ее одну на самом трудном, последнем этапе жизненного марафона. Вместо стихов у нее в голове надвигающийся ремонт дома и график лекций. Судьба выдала ей билет в плацкартный вагон с жесткими сиденьями. А мимо, совсем рядом, буквально по соседним рельсам плывет царский вагон, где внутри все утопает в благородной роскоши.

Болела душа, которая казалась ей в тот момент сплошной натруженной мозолью. И вся ее биография показалась такой топорной, словно вырубленной из цельного куска необработанного гранита – гранита науки. Кому он нужен, если в мире есть стихи, платье со шлейфом, свечи и рвущая душу скрипка?

После спектакля состоялся банкет, где все говорили о красоте и таланте Юлии, – своеобразный турнир тостов.

Катя избегала Юлю. Впрочем, и Юля не преследовала Катю. Огромное людское море жалось к ногам юбилярши, и Юлия благосклонно дарила по пять минут своего внимания каждому гостю, никого не выделяя и ни о ком не забывая, – таковы правила светской учтивости. И до Кати дошла бы очередь, но она поторопилась уйти, не дождавшись Юлиной аудиенции. Капитулировала, спасаясь бегством.

Возле гардероба Катя увидела заметно нетрезвого Юлиного мужа. Он устал от шума и сидел на банкетке, страдальчески косясь в сторону гостей.

Надо было что-то сказать.

– Поздравляю! Ваша жена – настоящая звезда, – Катя повторила то, что говорили гости.

– Спасибо… А вы хотели бы жить на поверхности звезды? – его язык заплетался.

– Я живу на поверхности ледника.

– Но ведь там по графику зацветают эдельвейсы, – мечтательно сказал муж.

Катя вышла на улицу и, вдохнув свежий воздух, сразу вспомнила, что ей надо позвонить в университет – перенести лекцию. И еще обязательно созвониться со Стасиком, предупредить его, что теннисная ракетка отдана в ремонт. А то начнет искать, перевернет весь дом. Еще не забыть купить Полине матрешку, чтобы подлизаться к учительнице химии. Хотя зачем ей матрешка? Может, лучше берестяной туесок? Будет в нем хранить пробирки.