Лана Барсукова - Счастье ходит босиком

Таня не поняла, при чем здесь витрина, но зеркало купить согласилась.

Жизнь понемногу входила в свои привычные берега, душевный паводок закончился. Бурлящие воды сильных эмоций схлынули, и прежние привычные миры, где все просто и ясно – вот тебе «Булочная», а вот «Овощи-фрукты», вновь выступили на поверхность. Их витрины, словно умытые, застенчиво сияли чистотой и предлагали товары без всякой интриги, простовато и доверчиво.

Козлов Петя был каким-то невезучим.

Это он заметил еще в детстве. Точнее, это открытие сделали его родители. И тут же по простоте душевной объяснили сыну, что с ним вечно что-то не так.

Все началось со шкафчика в детском саду. Чтобы придать массе орущих воспитанников подобие организованной коммуны, а главное, чтобы не перепутать их сандалики-панамки-трусики, всех детей приписали к шкафчикам, помеченным картинками. Кого тут только не было – лупоглазые божьи коровки, соблазнительные мухоморы, самодовольные грузовички и прочие изображения, почему-то ассоциируемые с детством. Картинки намертво были приклеены к дверцам. И только на одном шкафчике по неведомой прихоти завхоза картинку прибили гвоздем.

Достался этот шкафчик именно Пете, что привело его в неописуемый восторг, потому что шляпка гвоздика выступала на морде зайчика наподобие родинки, отчего зверек приобретал почти человеческий вид. Ведь у людей, как известно, бывают родинки. Петя очень ценил, что зайчик представлен в единственном экземпляре. Он гордился этим зайчиком, своим собственным, даже хвастался им. Но на беду случилось так, что именно на этом шкафчике заедал шпингалет.

Для Петиной мамы гвоздик вместо родинки значения не имел, а вот увечный шпингалет очень даже имел. Казалось бы, что такое сломанная задвижка? Ерунда, пустяк, мелочь. Но мама увидела в этом знак свыше. Именно ее сыну достался этот символ дефективности. Сломанный шпингалет был возведен ею в знак проклятия, в отметину, в зловещую родинку на судьбе ее сына. Мама потребовала от воспитательницы сменить шкафчик и сделала это в свойственной ей предельно категоричной форме.

Петя рыдал от расставания с зайчиком, не в силах найти слова для описания своего горя, к тому же говорил он еще плохо. Мама успокаивала его изо всех сил: «Ничего-ничего, сынуля, не переживай, дадут тебе шкафчик не хуже других. Видали мы таких! Тоже мне! Лохов нашла!» И в сторону воспитательницы: «Что ж вы делаете? Кто вам дал право так над ребенком измываться? Что он вам, лох, что ли?»

Петя еще долго исподтишка перекладывал свои вещи к меченому зайцу, отчего его сочли ребенком со странностями, не способным запомнить свой шкафчик. Понять, что Петя не мог полюбить сине-красный мяч, нарисованный с помощью циркуля, сотрудники педагогического учреждения не могли. Для этого требовалась Арина Родионовна, которая университетов не кончала. А они кончали.

И пошло-поехало. Как только Петя терял варежку или разбивал коленку, мама реагировала исключительно в форме глобального обобщения: «Вечно с тобой так! Что ж ты такой невезучий? Не ребенок, а прореха на человечестве».

И Петя привык. Это был его диагноз. Другие дети страдали плоскостопием или ожирением, а он невезучестью – у каждого своя ноша, свой изъян.

Учителя быстро распознали этот Петин комплекс и весело, с азартом начали соревноваться в остроумии. Они искрили шутками, над которыми Петя не смеялся. Например, оглашая результаты контрольной, учительница математики торжественно объявляла: «Петя Козлов три, остальные хорошо и отлично». В классе хлопали в знак того, что шутку поняли и оценили. Учительница продолжала: «Тихо! Повеселились и будет! Теперь серьезно…» И оказывалось, что у Пети «хорошо», а «удовлетворительно» совсем у других ребят. Но что это меняло? Петя уже сидел красный и потный, как рак. Впрочем, раки не потеют. Хотя кто знает, ведь они живут в воде, которая, как известно, смывает все следы.

Если учитель физкультуры сообщал в учительской, что сегодня на уроке оборвался канат вместе с повисшим на нем ребенком, то вся учительская дружным хором вопрошала: «Козлов жив? Как он?» И когда выяснялось, что грохнулся совсем другой ребенок, все недоуменно округляли глаза, как будто синяки и шишки достались самозванцу.

Петя рос, и вместе с ним рос, раздувался, наливался силой его ореол невезучего человека, бескомпромиссного неудачника. Когда, уже в университете, у Пети увели девушку, он совсем не удивился и даже как-то горестно обрадовался, как будто случилось предначертанное судьбой, а с ней, как известно, не поспоришь. Пете стало даже легче оттого, что спало напряжение ожидания. Все равно рано или поздно это должно было произойти. Так лучше уж рано, пока не привык окончательно. Новую девушку заводить не стал. Стоит ли? С его-то невезучестью.

С тех пор прошло много лет. Мама ушла в мир иной, настрадавшись в этом из-за своего невезучего сына. Выходило, что она перешла в лучший из миров. В наследство она оставила квартиру, где в прихожей стоял шкафчик, снабженный идеально подогнанным шпингалетом. Незадолго до ухода мама сделала комплексный ремонт, чтобы у сына все было в лучшем виде, ведь она оставляла его наедине с такой недружественной и коварной жизнью.

Но жизнь не обиделась на такое к ней отношение, а наоборот, решила удивить своей щедростью. Пируэт судьбы был изящным и таким неожиданным, что самая разнузданная фантазия не могла бы предположить такого развития событий.

Однажды Петя, ставший к тому времени сорокалетним Петром, застенчиво и конфузливо шел по улице. На светофоре он не просто дождался зеленого сигнала, а для верности пропустил первых пешеходов вперед, как собак на минное поле, и только потом несмело двинулся сам. Он был сосредоточен и готов в любую минуту отразить неприятности, которыми кишела улица. Вот рядом кашлянул прохожий – туберкулез не дремлет. И Петр отпрыгнул, как заяц, вбок, прытко и трусливо.

Озабоченный, он не замечал прищуренных глаз, неотрывно следящих за ним.

Мужчина в серой кепке шел по пятам, то заходя сбоку, то отставая, то обгоняя, чтобы, оглянувшись, рассмотреть лицо Петра. При этом он едва ли не поскуливал от восторга, энергично потирал руки и вообще был в крайне радостном возбуждении. Его живое лицо светилось восторгом охотника, который мелкой дробью убил медведя. Восторгом, граничащим с изумлением. Он достал телефон и тихо, шепотом заговорщика произнес:

– Привет! Это я! Нашел! Точное попадание!

На том конце громко откашлялись и поинтересовались:

– Кого?

– Говори тише! Спугнешь, я еще не вступал с ним в контакт.

– С кем?

– Дурак?

– Кто?

– Ты!

Мужчина в серой кепке сунул телефон в карман, сделал три глубоких вдоха-выдоха и побежал по следу Петра Козлова с азартом гончей. Догнав его, он перегородил ему дорогу и лаконично предложил: