Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— А что делает ваш супруг?..

Слушая подобную дребедень, Фабрицкий и злился, и тупел. Порой, чтоб не выглядеть человеком, которому нечего сказать, он пытался протиснуть что-то своё, но либо не мог дождаться паузы, либо его не понимали, либо не слышали вообще. И он замолкал до конца события, либо в расстройстве уходил.

Услышав фамилию Иофилова, когда тот разговаривал с Маратом, а потом как-то ловко его выпроводил, Фабрицкий вылепил на лице весьма сложное выражение и углубился в размышления, которые он несколько позже оформит в любопытную историю. Дадим ему время, вернёмся к нему, когда та история созреет.

Заплетин недолго сидел в одиночестве, к нему приблизился Иофилов.

— Так что там с Маратом? — спросил Заплетин.

— Я проводил его на улицу.

— А как он до больницы доберётся? Он не просил его подвезти?

— Сюда же он как-то сумел добраться? Так и назад сам доберётся.

— Жаль, что он не остался с нами. Я бы хотел с ним потолковать…

— Позвольте вам кое-что пояснить, — сказал Иофилов, откупоривая заиндевевшую «Столичную» и разливая её по стопкам. — Все думают, что у Марата рак, но мы с вами выяснили, что СПИД. Он должен был, конечно, умереть, но вот прелюбопытнейший вопрос: а умер ли он на самом деле? Вопрос внешне странный и нелепый, поскольку мы только что с ним беседовали. Но разве он вам не показался человеком, явившимся из могилы?

— Да, показался, — сказал Заплетин. — Но если даже поверить в то, что зомби действительно существуют, то искать их надо где-нибудь в Африке. Я, как верующий человек, должен мириться с чудесами. Но чтобы приятель твой стал зомби…

— Позвольте поправить: я бы зомби искал не в Африке, а на Гаити, где их производят колдуны. Это в кино зомби — мертвец, который поднялся из могилы. У настоящего мертвеца мозг прекращает функционировать, такого человека не оживишь. А все зомби в реальной жизни — люди, похороненные заживо. Они впали в кому от сильного яда, к которому, кроме разных токсинов, примешали мёртвую плоть человека, извлечённую из могилы. Этот яд, порошок зомби, гаитянские колдуны вводят либо в открытую рану, либо подмешивают в пищу. Это мучительный процесс, не все выживают от этого яда, но кто выживает, впадает в кому. Такой человек сохраняет сознание, но внешне выглядит, как мертвец, — холодный, неподвижный, окоченевший. Шаман извлекает его из могилы буквально на следующую ночь и оживляет его антидотом, в котором присутствует растение, вызывающее галлюцинации и известное, как «огурец зомби».

В больнице, как вы, видимо, заметили, персонал состоит в основном из негров. Вполне вероятно, что кто-то из них — недавние выходцы из Гаити. Гаитян, конечно, больше во Флориде, куда они драпают от нищеты на опасно хлипких судёнышках, но кого-то судьба завела в Калифорнию. Так вот, почему бы в эту больницу не затесался шаман из Гаити, который владеет секретом яда?

— Ну, затесался. Но смысл какой? Зачем людей обращать в зомби?

— Зомби — идеальные рабы. Бессловесны, без памяти, без эмоций. Их можно послать на любое дело. С каким делом явился Марат? Об этом можно только гадать. Я поспешил ему помешать сделать что-нибудь неприятное и спроводил его отсюда. Есть ещё и астральные зомби, у которых душа без тела, но это другая ситуация, которая к Марату не применима: он у нас тело без души.

— Всё это, конечно, любопытно, — сказал Заплетин, не убеждённый в том, что Марат обратился в зомби, — но вот что меня занимает особенно. Зомби — ведь это нечистая сила. Почему же верующий христианин попал под влияние дьявольской силы? Марат даже русскую церковь расписывал. Искусно копировал иконы, а иконами, знаете, не каждый…

— А это, — вера, церковь, иконы, — всё это как раз ничего не доказывает, — возразил ему Иофилов. — Знали бы верующие люди, особенно верующие фанатично, как часто случается, что человек обращает к Богу молитву или какую-нибудь просьбу, но Бога вдруг заслоняет Дьявол, и, получается, что человек ублажает не господа, а Дьявола. Самая выпяченная религиозность может скрывать за собой дьявольщину. Хотите пример из вашей же жизни? Помните Барыкину Карину?

«Неужто, — Заплетин изумился, — этот загадочный человек, пусть даже с талантами ясновидца, знает, кто такая Барыкина?»

— Откуда вы знаете Карину?

— Встречался, — сказал Иофилов уклончиво, обернулся на Жидкова и Литовкина (которые, оказывается, вернулись и у стола переминались), поднялся со стула, улыбнулся. — Ну, засиделся я у вас.

— Что за чувиха? — спросил Литовкин, когда Иофилов отошёл. Он в силу известной его испорченности не мог равнодушно пропустить очередное женское имя.

— Длинная история, — сказал Заплетин. — Образец религиозного фанатизма.

— Ну-ну, расскажи, — подхлестнул Жидков. — С религиозным фанатизмом мне тоже пришлось как-то столкнуться. Любопытная это тема.

Заплетин задумался: «Рассказать? А не грех ли такое рассказывать?» Хоть внешне это мало выражалось, он считал себя верующим человеком. Ну, церковь не посещал, кроме Пасхи и Рождества, да и эти большие праздники тоже нередко пропускал. Не молился на ночь, перед едой. Вспоминал про Христа и про молитву только перед дальней дорогой. Посидев минуточку на диване перед упакованными чемоданами, подходил к иконе, читал «Отче Наш», просил помиловать близких людей, просил благословения, спасения и благополучного возвращения, осенялся крестом несколько раз, — вот, пожалуй, и все наружные проявления его религиозности. Но все эти внешние обряды он не считал настоящей верой. Главное, — думал, — твёрдо поверь в Него, и ты — верующий человек. А если веришь, но сомневаешься, всё равно ты верующий человек. Нельзя сомневаться в том, чего нету. То, чего нету, наше сознание не в силах даже вообразить. Кроме того, в жизни нет ничего, в чём можно было бы не усомниться.

— Ну хорошо, — решился Заплетин. — Давайте по стопочке, и расскажу.

— Была у меня одна приятельница, — начал он историю про Карину. — Издали взглянешь — как будто молоденькая, но если приблизиться, то не очень, и лицо как бы несколько измождённое. А волосы чёрные, цвета вороны, едва не отблескивали синевой, без единого седого волоска. Меня познакомил с ней старый друг, мы с ним с четвёртого класса дружили. Так вот, затащил он меня как-то в деревню Гребнево, под Москвой, сказал, что там по воскресным дням протоиерей Димитрий Дудко ведёт религиозные беседы. Я знал, что власти Дудко не любили, то и дело лишали его работы, да и в тюрьме он посидел за своё упрямое инакомыслие. Свои проповеди и беседы он проводил в сторожке при храме; так там, когда мы туда явились, набилась такая толпа народу, что какие-то внутри не поместились. Среди них, конечно, были и стукачи, и агент КГБ со скрытой камерой, но мне на то было наплевать, я уже тогда намыливал на Запад.