Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— Тамару Алаеву? Знаю, конечно. Могу тебя с ней познакомить. Если дождёшься конца службы.

— Дождусь, — отвечал Заплетин, хотя ещё минуту назад намеревался покинуть церковь.

После короткого знакомства (всего-то именами обменялись, да перекинулись парой вопросов, характерных для иммигрантов: где вы в России проживали? давно ли в Америку эмигрировали?), — после того он Тамару не видел до того, как опять объявился в церкви. Обнаружив его в толпе, покидавшей праздничную литургию, Тамара бурно ему обрадовалась, даже на шею ему бросилась. Он был польщён, такие красотки не часто кидались ему на шею, но он ещё не был осведомлён об этой Тамариной манере бросаться на шею буквально всем, с кем она когда-то познакомилась. Вдохновившись Тамариным поведением, он расхрабрился до вопроса:

— А что если нам — да в ресторанчик, сейчас как раз время обеда.

— Нет, в ресторан я никак не могу, — сказала Тамара, посерьёзнев. — Я срочно должна ехать домой, дожидаться очень важного звонка… — Она поколебалась и продолжила: — Мы можем поесть у меня дома.

Он согласился, внешне небрежно, но много чего нафантазировал, пока следовал на машине за белым спортивным «Мерседесом», верх которого был опущен, и ветер творил всё, что желал, а желал он, чтоб длинные её волосы красиво метались, и трепетали, и с толку сбивали мужиков, оказавшихся на дороге.

Квартира в башне у океана, итальянская мебель, статуэтки, как музейные экспонаты, картины, похожие на подлинники, посуда чуть не с царского стола, гардероб размером с хорошую спальную, набитый обувью и одеждой из магазинов Беверли-Хиллс… Она показывала квартиру, не скрывая гордости и хвастовства, потом его оставила у бара, в котором зазывающе мерцали бутылки любого содержимого, а сама отлучилась на кухню.

Заплетин прикончил свой джин с тоником, отыскал туалет, там подушился первым подвернувшимся одеколоном, выстриг несколько волосков, которые с чрезмерным любопытством высовывались из ноздрей, примочил и ладонью пригладил волосы, уже припорошённые сединой, вернулся в гостиную, и, чего же, состряпал себе ещё напиток.

Тамара вернулась с большим подносом.

— Откуда у вас такая роскошь? — осмелился Заплетин на вопрос, который давно был на языке.

— От верблюда, — сказала Тамара. — Который музыку сочиняет. Он, кстати, в Америке — знаменитость. Говорит, от меня без ума. Жаль, говорит, что раньше не знал, что русские женщины так хороши.

— Как его имя? — спросил Заплетин.

Имя Тамара не назвала, будто не слышала вопроса, зато рассказала, что ухажёр её сочинял музыку для кинофильмов (она назвала несколько фильмов, известных широкой публике), что он за короткое время знакомства успел подарить ей всю эту мебель, норковую шубку, «Мерседес», и даже свозил её в Европу, где они за каких-то две недели истратили тысяч пятьдесят.

— Вот только жениться пока не хочет. Нет, не отказывается от женитьбы, даже клянётся, что поженится, но женитьбу пока оттягивает.

Заплетин, по профессии музыкант, далеко не всё ещё знал о музыке, сочиняемой американскими композиторами, но он догадался, о ком речь, и чтоб подтвердить свою догадку, спросил:

— Сколько лет твоему композитору?

— Да немало, — сказала Тамара, и в этот момент, её выручая от более точного ответа, прозвучал телефонный звонок.

Договорившись с кем-то о встрече, Тамара очень заторопилась, и Заплетину тоже пришлось уезжать. Дома он открыл энциклопедию и отыскал там композитора, который, как он предполагал, и был обожателем Тамары. Да, подтвердила энциклопедия, именно он написал музыку для фильмов, упомянутых Тамарой. Родился когда? Да вот вам и год, — продолжала услуживать энциклопедия. Сделав лёгкое вычитание, Заплетин невольно ухмыльнулся: любовник Тамары на свет объявился почти девяносто лет назад.

Тамара явилась в ресторан поохотиться на толстосумов. Она захватила с собой Анну, поскольку женщина-одиночка может показаться проституткой, и та же женщина рядом с приятельницей подобную мысль может внушить только тем грубиянам и циникам, кто зрит потаскуху в каждой женщине. Анна составила её компанию, чтобы отвлечься от грустных мыслей, выпить до лёгкого охмеления, полакомиться русскими закусками, послушать ностальгические песенки.

Своей историей эмиграции Тамара Алаева оказалась похожей на многих русских женщин, которых Заплетин встречал в Америке. Большую часть жизни в России Тамара искала иностранца, который бы вывез её на Запад, где все, по сравнению с россиянами, казались счастливыми богачами. И вот, сколько раз уже получалось, к досаде русского патриота, любой иностранец, пусть даже невзрачный, ни умом не блещущий, ни духовностью, экспортировал из России великолепную русскую девочку, достойную звания «Мисс Россия», отказавшую армии русских парней. А в Америку угодив, эта красавица выясняла, что супруг, оказывается, не богач, живёт в Америке тускло и скучно, в год зарабатывая тысяч тридцать, — чего совершенно недостаточно на хорошие рестораны, театры, заграничные путешествия. Да, не наврал ей при первых встречах, что у него есть собственный дом, но дом-то — плохонький, с крупным долгом, который выплачивать лет двадцать; есть и машина, и даже две, но обе — дешёвые, староваты, то и дело выходят из строя; сбережения в банке? да никаких!

О сексе Тамара не помышляла, напротив, старательно увиливала от очень уж интимных ситуаций, но почти все знакомства с иностранцами оборачивались постелью. За секс ей порой предлагали валюту, но ей приходилось её отвергать — не могла же она покорить мужчину с помощью оплачиваемого секса. Что же, бывает, когда мужчина берёт себе в жёны проститутку. Но чаще такое происходит в романтических кинофильмах, и очень редко в реальной жизни (вспышка почти неземной любви, или редкий духовный порыв, случавшийся с героями Достоевского, или полнейшее неведение по поводу прошлого невесты). Кроме ужинов в ресторанах иностранцы дарили иногда дефицитное барахло, но все это было ерундой по сравнению с риском заразиться; она пару раз и подцепила венерические болезни, к счастью, полностью излечимые.

На Запад ей удалось-таки выехать, но благодаря не иностранцу, а оборотистому еврею, который надумал эмигрировать. Он заключил с ней фиктивный брак за такую круглую сумму, что она проглотила и все сбережения, и всё, что Тамара смогла выручить от продажи своих вещей. В Вене, у трапа самолёта, иммигрантов поджидали представители Сохнута; их первый вопрос был: куда вы едете? В Израиль, — сказал им муж Тамары. В Америку, — ответила Тамара. Их тут же отделили друг от друга, и брак их в тот же момент распался.

Попав в Америку и оглядевшись, Тамара скоро сообразила, что она извлечёт немалые выгоды, если подружится с врачами из последней российской эмиграции. Те бывшие советские врачи, кто дерзал подготовиться к экзаменам и выдерживал их успешно (а экзамены выдерживали немногие), — те удачливые врачи тут же финансово воспаряли над полунищей толпой иммигрантов. С врачами очень стоило дружить: с их помощью безумно дорогая медицина становилась бесплатной и даже доходной. Дружелюбному и доверяющему врачу ничего не стоило сочинить и так выстроить псевдо болезнь, что чеки, приходящие из страховки за, якобы, затраты на лечение из собственного кармана, оплачивали стоимость самой страховки, а при особой благосклонности врача те чеки могли приносить и доходец. Тамаре с её внешностью и смекалкой не стоило особого труда влюбить в себя нескольких врачей, и несколько лет она недурно жила на махинации со страховками.