Элена Ферранте - Лживая взрослая жизнь [litres с оптимизированной обложкой]

Помню, мы прогуливались по виа Толедо; стояла жара. Занятия в школах уже заканчивались, скоро должны были начаться экзамены. По улицам бродили толпы ребят и девчонок; как же это было здорово – не сидеть за уроками, а торчать все время на улице. Джулиана глядела на них, словно не понимая, почему все такие оживленные. Она провела пальцами по лбу; я почувствовала, что ей опять становится тоскливо, и выпалила:

– Все дело в том, что вы не живете вместе, но когда вы поженитесь, он будет давать тебе читать все, вот увидишь!

– У него все читает Микела.

Это известие меня неприятно удивило, но отреагировать я не успела. Как только прозвучала эта фраза, нас окликнул громкий мужской голос: сначала я услышала имя Джулианы, потом свое. Мы одновременно повернулись и увидели на противоположной стороне улицы Розарио, стоявшего в дверях бара. Джулиана раздраженно махнула рукой, словно шлепнув ею по воздуху: она явно хотела пройти мимо, притворившись, будто ничего не слышала. Но я уже поздоровалась с Розарио – он переходил улицу, чтобы присоединиться к нам.

– Ты что, знакома с сыном адвоката Сардженте? – спросила Джулиана.

– Меня с ним познакомил Коррадо.

– Коррадо кретин.

Переходя улицу, Розарио, разумеется, улыбался. Казалось, он был очень рад нас видеть.

– Это судьба, – сказал он, – раз я встретил вас так далеко от Пасконе. Пойдемте, я вас угощу.

Джулиана холодно ответила:

– Мы торопимся.

Розарио изобразил на лице тревогу:

– Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? Нервишки пошаливают?

– Я себя прекрасно чувствую.

– У тебя ревнивый жених? Запретил тебе со мной разговаривать?

– Жениху даже не известно о твоем существовании.

– Но тебе-то известно, правда? Тебе прекрасно известно, и ты все время обо мне думаешь, только жениху об этом не говоришь. А надо бы сказать, надо бы все ему открыть. От жениха не должно быть секретов, иначе отношения не клеятся и всем плохо. Я вижу, как ты мучаешься, гляжу на тебя и думаю: как же она отощала, бедняжка. Ты была такая округлая и мягкая, а теперь похожа на швабру.

– Зато ты у нас красавчик.

– Да уж получше твоего женишка. Пойдем, Джанни, хочешь сфольятеллу [12] Неаполитанское слоеное пирожное. ?

Я ответила:

– Поздно уже, нам пора идти.

– Я отвезу вас на машине. Сначала доставим Джулиану в Пасконе, потом поднимемся в Рионе Альто.

Он потащил нас в бар, но, оказавшись у стойки, совсем перестал обращать внимание на Джулиану, которая замерла в углу у входа и стала рассматривать улицу и прохожих. Пока мы ели пирожные, он беспрерывно болтал, подходя так близко, что мне то и дело приходилось отступать назад. На ухо он шептал мне малоприличные комплименты, а вслух расхваливал то ли мои глаза, то ли волосы, я уже точно не помню. Он даже спросил тихонько, девственница ли я, – я нервно рассмеялась и сказала, что да.

– Ну, мне пора, – заявила Джулиана и вышла из бара.

Розарио рассказал о своей квартире на виа Мандзони, назвал номер дома, этаж, добавил, что оттуда видно море. И закончил вполголоса:

– Я тебя все время жду, давай поедем туда?

– Сейчас? – спросила я с наигранным весельем.

– Когда захочешь.

– Сейчас не могу, – ответила я серьезно, поблагодарила за угощение и догнала на улице Джулиану. Она сказала раздраженно:

– Не приближайся к этому дураку.

– Я и не приближаюсь, он сам подошел.

– Если тетя увидит вас вместе, она прикончит и его, и тебя.

– Знаю.

– Он говорил тебе про виа Мандзони?

– Да, а ты откуда знаешь?

Джулиана замотала головой, словно пытаясь прогнать рождавшиеся у нее в голове картины.

– Я там была.

– С Розарио?

– С кем же еще?

– Недавно?

– Да что ты, я была младше тебя.

– А зачем?

– Потому что была еще большей дурочкой, чем сейчас.

Мне хотелось, чтобы она все рассказала, но она заявила, что рассказывать тут нечего. Розарио ничего из себя не представляет, но благодаря отцу – Джанни, нехороший Неаполь, по-настоящему страшный Неаполь никто не изменит, и уж точно не Роберто, сколько бы он ни произносил и ни писал правильных слов! – воображает себя невесть кем. Он настолько глуп, что, поскольку Джулиана несколько раз побывала у него, теперь считает, будто имеет право постоянно напоминать ей об этом. В ее глазах блеснули слезы:

– Я должна уехать из Пасконе, Джанни, уехать из Неаполя. Виттория хочет, чтобы я осталась здесь, ей нравится постоянно воевать. Да и Роберто на самом деле думает, как она, он же сказал тебе, что за ним долг. А какой долг? Я хочу выйти замуж и жить в Милане в красивой собственной квартире, жить в покое.

Я растерянно посмотрела на нее.

– Даже если для него важно вернуться сюда?

Она замотала головой и расплакалась; мы остановились на пьяцца Данте. Я спросила:

– Ну зачем ты так?

Она вытерла глаза кончиками пальцами и сказала тихо:

– Поедешь со мной к Роберто?

Я сразу ответила:

– Да.

Маргерита позвала меня к себе в воскресенье утром, но я не пошла сразу к ней, а сначала забежала к Виттории. Я была уверена, что это она стоит за просьбой сопровождать Джулиану к Роберто, и догадалась, что поездку отменят, если я не продемонстрирую привязанность и покорность. Все это время я видела ее только мельком, когда ходила в гости к Джулиане. Виттория вела себя неровно. Со временем я пришла к выводу, что всякий раз, когда она узнавала во мне себя, ее переполняла нежность, а когда она обнаруживала во мне что-то от отца, то начинала подозревать, что я могу поступить с ней и с теми, кто ей дорог, так же, как много лет назад поступил с ней мой отец. Впрочем, я отвечала ей тем же. Я восхищалась Витторией, когда воображала, что, повзрослев, научусь бороться, и испытывала отвращение, когда узнавала в ней черты отца. В то утро я неожиданно подумала об одной мучительной и вместе с тем забавной вещи: в действительности ни я, ни Виттория, ни мой отец не могли оборвать наши общие корни и были обречены ненавидеть и любить – в зависимости от ситуации – себя самих.

День оказался удачным: Виттория была счастлива встретиться со мной. Я позволила себя обнять и поцеловать, Виттория, как всегда, долго меня тискала. «До чего же я тебя люблю!» – сказала она, и мы сразу направились к Маргерите. По дороге она рассказала мне то, что я и так уже знала, но я притворилась, будто слышу об этом впервые: Джулиане было позволено навестить Роберто в Милане считанные разы, и ее непременно сопровождал Тонино. Но теперь он уехал в Венецию, бросил семью – глаза Виттории наполнились слезами то ли боли, то ли презрения, – а поскольку на Коррадо положиться нельзя, она вспомнила про меня.

– С удовольствием, – ответила я.

– Но только сделай все, как надо.