Элена Ферранте - Лживая взрослая жизнь [litres с оптимизированной обложкой]

– Ну что, пять минут прошли? – почти выкрикнула она.

– Да уж целых десять.

– А ты не могла мне сказать?!

Она стала запихивать в телефон жетоны. Роберто сразу ответил, она выслушала его и воскликнула: «Слава богу!» Я тоже слышала голос Роберто, но слов не разбирала. Пока он говорил, Джулиана с облегчением прошептала мне: «Он его нашел, я оставила его на кухне». Потом она отвернулась, чтобы сказать, как она его любит, но я все равно расслышала. Повесив трубку, она выглядела довольной, но продлилось это недолго – почти тут же Джулиана пробормотала: «Откуда мне знать, что, как только я уезжаю, к нему в постель не запрыгивает Микела?» Она замерла у лестницы, ведущей в метро – здесь нам предстояло попрощаться, мы ехали в разные стороны, – и попросила:

– Подожди еще немного, я не хочу возвращаться домой, не хочу, чтобы Виттория меня допрашивала.

– А ты ей не отвечай.

– Она все равно от меня не отстанет, ведь у меня нет этого чертова браслета.

– Ты слишком переживаешь, так нельзя.

– Я всегда и из-за всего переживаю. Знаешь, что мне пришло в голову сейчас, пока я с тобой говорила?

– Что?

– А если Микела заявится домой к Роберто? Если она увидит браслет? Если она его заберет?

– Помимо того, что Роберто ей этого не разрешит, ты представляешь, сколько браслетов может позволить себе Микела? Какое ей дело до твоего браслета? Да и тебе он не очень нравится…

Она уставилась на меня, накрутила волосы на пальцы, пробормотала:

– Зато он нравится Роберто, а все, что нравится Роберто, нравится ей.

Джулиана попыталась освободить волосы тем же механическим жестом, который повторяла часами, но у нее ничего не вышло: волосы так и остались намотанными вокруг пальцев. Она взглянула на них с ужасом. Спросила тихо:

– Что это?

– Ты так разволновалась, что выдернула у себя волосы.

Она глядела на прядку; ее лицо покраснело.

– Я их не выдергивала, они сами выпали.

Схватив другую прядку, она сказала:

– Гляди!

– Не надо тянуть.

Но она все равно потянула, и между пальцами осталась еще одна прядь длинных волос; кровь, прилившая ей к лицу, отхлынула, и Джулиана побледнела как полотно.

– Я умираю, Джанни, я умираю?

– От того, что у человека выпало несколько волосков, он не умирает.

Я старалась ее успокоить, но на нее словно разом навалились все тревоги, мучившие ее с детства и до сегодняшнего дня: отец, мать, Виттория, непонятные крики взрослых, а теперь Роберто и страх, что она его не заслуживает, что она его потеряет. Она стала показывать мне голову, просила: «Отодвинь волосы, посмотри, что со мной!» Я посмотрела: на коже головы было маленькое белое пятнышко, едва заметная пустота на макушке. Я проводила Джулиану в метро, на перрон.

– Не рассказывай Виттории про браслет, – посоветовала я, – расскажи только, как мы гуляли по Милану.

– А если она спросит?

– Тяни время.

– А если она захочет немедленно его увидеть?

– Скажи, что одолжила мне. И отдохни.

Я посадила ее в поезд до Джантурко.

Мне до сих пор любопытно, каким образом наш мозг вырабатывает стратегии и воплощает их в жизнь, не признаваясь в этом даже самому себе. Сказать, что мы действуем бессознательно, кажется мне неточным и даже лицемерным. Я прекрасно знала, что хочу во что бы то ни стало немедленно вернуться в Милан, каждая частичка меня это знала, но я себе этого не говорила. Так и не признавшись себе в цели нового утомительного путешествия, я сделала вид, что оно необходимо, неотложно, придумала благородные причины для того, чтобы уехать через час после приезда в Неаполь: успокоить охваченную тревогой Джулиану, вернув ей браслет; сказать ее жениху то, о чем она умолчала: он немедленно, пока не поздно, должен на ней жениться и увезти ее из Пасконе, забыв про долг перед собой, перед обществом и прочие глупости; защитить мою взрослую подругу, направив гнев тети на меня, девчонку.

Я купила новый билет, позвонила маме и, не дав ей времени выразить возмущение, предупредила, что останусь в Милане еще на день. Поезд уже почти отходил, когда я сообразила, что не позвонила Роберто. Я сделала это с чувством, что сейчас решается то, что мы обычно называем судьбой. Трубку он взял сразу; честно говоря, я не помню в точности, что мы друг другу сказали, но мне бы хотелось, чтобы все было так:

– Джулиане срочно нужен браслет, я выезжаю.

– Мне тебя жалко, ты, наверное, устала.

– Неважно, все равно надо ехать.

– Когда приходит твой поезд?

– В 22.08.

– Я тебя встречу.

– Хорошо.

Но это выдуманный диалог, он лишь приблизительно передает суть нашей с Роберто негласной договоренности: он сказал мне, что я очень красивая, поэтому, едва сойдя с поезда, я, несмотря на страшную усталость, тут же сажусь в другой поезд под предлогом, что нужно забрать браслет, волшебная сила которого – тебе это известно даже лучше, чем мне! – заключается лишь в том, что он позволит нам вместе проспать эту ночь в той же постели, в которой я видела тебя утром с Джулианой. На самом деле я подозреваю, что между нами и не было настоящего диалога, просто я без лишних слов заявила, как часто поступала в то время, что немедленно возвращаюсь.

– Джулиане срочно нужен браслет. Я сажусь на поезд, вечером буду в Милане.

Возможно, он мне что-то ответил, а возможно, и нет.

Я так устала, что проспала несколько часов, несмотря на битком набитое купе, разговоры, хлопанье дверей, громогласные объявления, длинные свистки, лязг металла. Проблемы начались, когда я проснулась. Я сразу потрогала голову, испугавшись, что облысела, – наверное, мне приснился страшный сон. Но то, что мне приснилось, уже исчезло, осталось только ощущение, что волосы у меня выпадают клочьями, еще сильнее, чем у Джулианы, – не мои настоящие волосы, а те, которые расхваливал папа, когда я была маленькой.

Я по-прежнему не открывала глаз, я еще окончательно не проснулась. Мне казалось, что из-за чрезмерной физической близости Джулианы я от нее заразилась. Ее отчаянье стало теперь и моим отчаяньем, оно передалось мне, мой организм начал ломаться, как ломался ее. Испугавшись, я силилась окончательно проснуться, но мне было все равно неприятно думать о Джулиане и о ее мучениях сейчас, когда я ехала к ее жениху.

Я рассердилась, соседи по купе начали меня раздражать; я вышла в коридор. Я пыталась утешить себя словами о силе любви, от которой при всем желании не уйти. Строки из стихотворений, слова из романов – я читала их в книгах, которые мне нравились, переписывала к себе в тетрадки. Но образ Джулианы не поблек, я не могла забыть, как она держит в руке прядь волос – свою частичку, которой она лишилась без боли. Затем без какой-либо связи я сказала себе: если у меня еще и не проступило лицо Виттории, то ждать осталось недолго – оно вот-вот окончательно прилепится к моим костям и больше уже не исчезнет.