Элена Ферранте - Лживая взрослая жизнь [litres с оптимизированной обложкой]

Когда я пришла домой, мамы не было. Я не стала есть, легла в постель и сразу уснула. Утром мне показалось, что дома пусто и тихо, я сходила в ванную, потом легла обратно в постель и опять заснула. Но вдруг резко очнулась: на краю постели сидела Нелла и трясла меня.

– Все в порядке?

– Да.

– Хватит спать.

– Который час?

– Половина второго.

– Умираю с голоду.

Мама рассеянно спрашивала меня про Милан, я также рассеянно рассказывала, что там повидала: Собор, «Ла Скала», Галерея, Навильи [14] Знаменитый старинный район Милана. . Потом она объявила, что у нее хорошая новость: папе позвонила директриса и сказала, что меня перевели в следующий класс с прекрасными оценками, даже по греческому у меня почти «отлично».

– Директриса звонила папе?

– Да.

– Вот дура.

Мама улыбнулась и сказала:

– Одевайся, там Мариано.

Я пошлепала на кухню – босиком, лохматая, прямо в пижаме. Мариано, который уже сидел за столом, встал, подошел ко мне, обнял, расцеловал, поздравил с успехами в учебе. Он заметил, что я стала совсем взрослой – намного взрослее, чем когда он видел меня в последний раз, и сказал: «Какая ты красавица, Джованна, как-нибудь вечером мы пойдем с тобой вдвоем в ресторан и обо всем хорошенько поговорим». Потом он с наигранным огорчением обратился к маме: «Неужели эта барышня и впрямь дружит с Роберто Матезе, с одним из наших молодых талантов, разговаривает с ним наедине о всяких интересных вещах, а я, который знает ее с пеленок, не могу с ней даже недолго поболтать?!» Мама с гордостью закивала, хотя было видно, что ей о Роберто ничего не известно; это означало, что о моей дружбе с Роберто Мариано рассказал отец.

– Мы с ним едва знакомы, – возразила я.

– Он симпатичный?

– Очень.

– Правда, что он из Неаполя?

– Да, но не из Вомеро, он родился в простом районе.

– Все равно из Неаполя.

– Да.

– Что он изучает?

– Смирение.

Мариано растерялся:

– Смирение?

Казалось, он разочарован и одновременно крайне заинтересован. Где-то в голове у него уже рождалась мысль, что, возможно, стоит срочно пораздумывать о смирении.

– Смирение, – подтвердила я.

Мариано со смехом обратился к маме:

– Понятно, Нелла? Твоя дочь утверждает, что едва знакома с Роберто Матезе, а потом обнаруживается, что он беседовал с ней о смирении.

Я долго ела, периодически трогая волосы, чтобы понять, крепко ли они держатся на голове: я то поглаживала их, то тянула. Поев, я поднялась и сказала, что иду умываться. Мариано, который все это время болтал без умолку, считая, что так он развлекает нас с Неллой, спросил с обеспокоенным видом:

– Ты знаешь про Иду?

Я помотала головой; в разговор вмешалась мама:

– Ее оставили на второй год.

– Если у тебя найдется время, – сказал Мариано, – побудь с ней. У Анджелы все хорошо, вчера утром они с приятелем уехали в Грецию. Иде нужна компания и утешение, она все время читает и пишет. Поэтому она и провалила экзамены: читает, пишет, а уроки не делает.

Скорбные физиономии Мариано и мамы меня бесили, я сказала:

– Зачем ее утешать? Если не превращать это в трагедию, Иде не потребуется утешения, вот увидите.

Я закрылась в ванной, а когда вышла, дома царила полная тишина. Я прижалась ухом к двери маминой комнаты: ни вздоха. Приоткрыла ее: никого. Очевидно, Нелла и Мариано решили, что я повела себя невежливо, и ушли, даже не крикнув: «Пока, Джованна!» Тогда я позвонила Иде, трубку поднял отец.

– Вот молодец! – радостно воскликнул он, услышав мой голос.

– Это ты молодец: теперь директриса тебе все докладывает.

Он довольно рассмеялся.

– Она не такая уж противная.

– Ха!

– Я знаю, что ты была в Милане в гостях у Матезе.

– Кто тебе сказал?

Отец ответил далеко не сразу:

– Виттория.

Не веря своим ушам, я воскликнула:

– Вы созваниваетесь?

– Бери выше: вчера она к нам приходила. У Костанцы есть подруга, которой нужна круглосуточная помощница, и мы подумали о Виттории.

Я тихо сказала:

– Значит, вы помирились.

– Нет, с Витторией невозможно помириться. Но годы идут, мы стареем. И потом: ты же сама, шаг за шагом, предусмотрительно выстроила между нами мостик. Ты хорошо ладишь с людьми, вся в меня.

– Я тоже буду соблазнять школьных директоров?

– Нет, это совсем другое. Как все прошло с Матезе?

– Тебе Мариано расскажет, я уже перед ним отчиталась.

– Виттория дала мне его адрес, хочу ему написать. Сейчас трудные времена, достойные люди должны поддерживать друг друга. У тебя есть его телефон?

– Нет. Позовешь Иду?

– Ты со мной даже не попрощаешься?

– Пока, Андреа!

Он помолчал секунду, которая показалась мне вечностью.

– Пока.

Я услышала, что он зовет Иду тем же голосом, которым, много лет назад, когда звонили мне, звал к телефону меня. Ида подошла мгновенно. Она сказала мрачно, почти шепотом:

– Помоги мне вырваться из этого дома!

– Через час на вилле Флоридиана.

Я отправилась ждать Иду у входа в парк. Она примчалась взмокшая, с набитой черной сумкой – собранные в хвост каштановые волосы, пухлые губы, высокие округлые скулы, худая как тростинка. Ида заметно вытянулась по сравнению с тем, какой была несколько месяцев назад. На ней были черная мини-юбка и полосатая майка. Мы нашли скамейку в тени. Ида сказала, что счастлива из-за того, что провалила экзамены: она мечтала бросить школу и заняться писательством. Я напомнила ей, что меня тоже заваливали на экзаменах, но я не радовалась, а, наоборот, страдала. Она с вызовом взглянула на меня:

– Тебе было стыдно, а мне не стыдно.

Я ответила:

– Мне было стыдно, потому что стыдно было моим родителям.

– А мне наплевать на то, что им стыдно, им и так есть чего стыдиться.

– Они напуганы. Боятся, что мы окажемся их недостойны.

– А я не хочу быть достойной, я хочу быть недостойной, хочу плохо кончить.

Она рассказала, что чтобы почувствовать себя плохой, преодолела отвращение и сходила на свидание с человеком, который работал у них в саду, – женатым, с тремя детьми.

– Ну и как? – спросила я.

– Жуть какая-то. У него изо рта воняло, как из сточной канавы, и он все время шептал всякие гадости.

– Зато ты удовлетворила любопытство.

– Это да.

– А теперь успокойся и постарайся не портить себе жизнь.

– И как же мне успокоиться?

Я предложила ей вместе съездить в Турин, в Венецию. Она ответила, что предпочитает другой город – Рим. Я настаивала на Венеции, догадавшись, что проблема не в самом городе, а в Тонино. Оказалось, Анджела рассказала Иде о пощечине, о том, что Тонино до того разъярился, что сам не понимал, что творит. «Он ударил мою сестру», - сказала Ида. «Да, – ответила я, – но главное – он все-таки старается вести себя, как надо».