Элена Ферранте - Лживая взрослая жизнь [litres с оптимизированной обложкой]

– Красивая у нас Джаннина, правда?

– Очень.

Я несколько раз попросила Витторию передать Джулиане привет от меня, сказать, что я ее люблю и что ей не стоит тревожиться, все сложится хорошо. Потом я пошла к дверям, ожидая, что Коррадо предложит: «Я тебя провожу». Однако он продолжал молча слоняться по квартире. Тогда я попросила:

– Корра, проводишь меня на автобус?

– Давай, проводи ее, – велела Виттория, и он неохотно поплелся за мной вниз по лестнице, по улице, под изнуряющим солнцем.

– Что с тобой? – спросила я.

Он пожал плечами, что-то проворчал, потом уже разборчивее сказал, что ему одиноко. Тонино уехал, Джулиана скоро выходит замуж, Виттория переезжает в Позиллипо, а это как переехать в другой город.

– Ну, а я как последний дурак буду сидеть дома с мамой, которая еще худшая дура, – сказал он.

– Ты тоже уезжай.

– Куда? Кому я нужен? Да и не хочу я никуда уезжать. Где родился, там и пригодился.

Он попытался мне объяснить. Сказал, что всегда чувствовал себя защищенным рядом с Тонино, с Джулианой, а главное – рядом с Витторией. Добавил тихо: «Джанни, я – как моя мать: мы все терпим, потому что сами ни на что не способны, ничего не значим. Только знаешь что? Как только Виттория уедет, я уберу из кухни папину фотографию, видеть ее не могу, она меня пугает, я знаю, что мать будет не против».

Я сказала, что это правильно, а еще сказала, что не стоит обманываться. Виттория уезжает не навсегда, она вернется и будет возвращаться снова и снова, ей будет все хуже и ее будет все тяжелее выносить.

– Лучше бы тебе уехать к Тонино, – посоветовала я.

– Мы с ним не ладим.

– Тонино научился сопротивляться.

– А я нет.

– Я, наверное, поеду в Венецию, повидаю его.

– Молодец, передай ему привет, скажи, что он думает только о себе, что ему наплевать на маму, на Джулиану и на меня.

Я спросила у него адрес брата, но он знал только, в каком ресторане тот работает. Теперь, излив душу, он пытался играть свою обычную роль. Принялся шутить, то говоря мне ласковые слова, то делая неприличные намеки, пока я не сказала со смехом: «Хорошенько запомни, Корра, между нами больше никогда ничего не будет». Потом я посерьезнела и попросила у него телефон Розарио. Он взглянул удивленно, спросил, не собираюсь ли я переспать с его другом. Коррадо ожидал услышать решительное «нет», но я ответила, что пока не знаю: он заволновался, заговорил со мной как старший брат, старающийся отговорить от опасного шага. Так продолжалось некоторое время; я поняла, что ему не хочется давать мне телефон Розарио. Тогда я пригрозила: «Ладно, сама найду, а потом скажу Розарио, что ты ревновал и не хотел давать мне его номер». Он сразу уступил, хотя и продолжал ворчать: «Я все расскажу Виттории, а она расскажет твоему отцу, вот увидишь, что будет». Я улыбнулась, чмокнула его в щеку и сказала как можно серьезнее: «Корра, так ты сделаешь мне одолжение, я и сама хочу, чтобы Виттория и мой отец об этом узнали. И вообще, поклянись, что если это случится, ты все им расскажешь!» Тут подошел автобус, и я оставила растерянного Коррадо одного.

В следующие часы я поняла, что никакой срочной необходимости терять девственность у меня нет. Розарио по каким-то смутным причинам привлекал меня, но я не стала ему звонить. Зато я позвонила Иде, чтобы узнать, поедет ли она со мной в Венецию. Она ответила, что готова, что она только что рассказала об этом Костанце. Мать была счастлива, что Ида какое-то время не будет крутиться у нее под ногами, и выдала ей приличную сумму.

Я сразу решила отыскать Тонино, позвонив в ресторан, где он работал. Поначалу он обрадовался моим планам, но узнав, что со мной едет Ида, какое-то время молчал. Потом сказал, что снимает комнату в Местре, втроем мы там не поместимся. Я ответила: «Тони, мы все равно к тебе зайдем. Если хочешь – спокойно поболтаем, если нет – ничего страшного». Он сменил тон, уверил меня, что очень рад, что будет нас ждать.

Поскольку, съездив в Милан, я уже потратила на дорогу все деньги, которые мама подарила мне на день рождения, я попросила ее дать мне еще, на этот раз в награду за успешно сданные экзамены.

И вот как-то дождливым прохладным утром, незадолго до нашего отъезда, мне ровно в девять позвонил Розарио. Вероятно, Коррадо поговорил с ним, потому что он сразу выпалил:

– Джанни, мне сказали, что ты наконец-то решилась.

– Ты где?

– В баре внизу.

– Внизу где?

– У твоего дома. Спускайся, я встречу тебя с зонтиком.

Мне не было неприятно, я понимала, что все действительно начинается и что лучше впервые оказаться в объятиях другого человека именно в такой прохладный день, а не в жару.

– Не нужен мне твой зонтик, – сказала я.

– То есть мне лучше уехать?

– Нет.

– Тогда спускайся.

– Куда ты меня повезешь?

– На виа Мандзони.

Я не стала причесываься и краситься, не последовала советам Виттории, только надела ее браслет. Розарио ждал меня у подъезда с неизменной, написанной на лице веселостью, но когда мы попали в обычную для дождливого дня пробку, стал ругаться. Он всю дорогу обзывал последними словами других водителей, которым, по его мнению, надо вообще запретить садиться за руль. Я встревожилась и сказала:

– Розарио, если сегодня неподходящий день, отвези меня обратно домой.

– Не волнуйся, день подходящий. Нет, ты глянь, что вытворяет этот козел!

– Успокойся.

– Я что, как-то не так выражаюсь?

– Да нет.

– Хочешь знать, почему я нервничаю?

– Нет.

– Джанни, я нервничаю, потому что хочу тебя с тех пор, как увидел, но никак не могу понять – а ты меня хочешь? Так что скажи: хочешь?

– Да. Только не делай мне больно.

– Какое там больно, тебе будет хорошо.

– И чтоб не очень долго, у меня дела.

– Ну, какое-то время все-таки понадобится.

Он припарковался прямо у дома, в котором было не меньше пяти этажей.

– Повезло, что нашлось место на стоянке, – сказала я, пока он, даже не заперев машину, быстро шагал к входу.

– Везение тут ни при чем, – обяснил он, – все знают, что это мое место и его нельзя занимать.

– А то что?

– А то пристрелю.

– Ты гангстер?

– А ты девушка из хорошей семьи, которая ходит в лицей?

Я не ответила; мы молча поднялись на пятый этаж. Я подумала, что лет через пятьдесят, если мы с Роберто еще больше подружимся, я расскажу ему про этот день, чтобы он мне все объяснил. Роберто умеет находить смысл во всех наших поступках, такая у него работа, и, если верить отцу и Мариано, у него хорошо получается.

Розарио открыл дверь; в квартире было темно. «Погоди», - сказал он. Не включая люстру, он уверенно подошел к окну и одну за другой поднял шторы. Серый свет пасмурного дня разлился по большой пустой комнате, где не было даже стула. Я вошла, закрыла за собой дверь, услышала, как дождь стучит в окна, как воет ветер.