Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

Через секунду к затеявшейся шутейной борьбе присоединилась и мама, возня, становясь все шумнее, а восклицания все веселее. Выдохнувшись глава семьи сдался на милость победителей, о чем возгласил, поднимая руки вверх, предлагая аннексии и контрибуции любых размеров — быстро сошлись на походе завтра в аквапарк.

Детки ушли в свои спальни, взрослая же опустела, разрядившийся тишиной воздух, превращаясь почти в вакуум, вытянувший из сердца Буслаева маленький кусочек оголенной совести. Мужчина зажмурился, сжал губы и с силой выдохнул.

— Кирюшик, что с тобой, ты как спрессованный бетон… Дорогой, ты должен знать — нам: мне и мальчикам, не важно, какой пост ты занимаешь. Мы, конечно, очень гордимся тобой, но ничего страшного, если ты покинешь все это и…, к примеру, мы уедем в деревню…

— Я знаю, знаю, девочка, что ты…, что тебе важен я, а ни то, чем я владею, что могу…, это бесценно! Но я сам не могу так же думать…, и это жжет изнутри! Ну почему вот у коллег ни так?! Вот как так может быть?! Вот смотрю на тебя и думаю: какие же другие бабы дуры, только тряпки, цацки, путешествия…, понты да понты, но ни мужей, ни жен их ничего не трогает!

— Ну ты же любишь меня, нас, у тебя совесть, нравственность, ты же добрый…

— Какой я к чертям собачим добрый?! Впрочем… нет… Я все правильно сделал, что этого грузина осадил! Нефиг ему так высоко сидеть — совсем оборзели! Дальше своего академического носа ничего не видят. Указывать он мне еще будет!.. — Тот самый совестливый порыв его доброго начала, начавший его было стыдить, появившимися сомнеиями только что втертый в глубь сознания, исчез, уступив место всплеску гнева:

— Вселенский опыт! Академики! Светила всего мира! Да с. ть мне на эту заграницу! Что они понимают в российских закоулках нравственности, морали, духовности?! Со своей толерантностью скоро своих граждан смешают с гов. м беженцев! У этих заокеанских уродов уже дети трансвеститами становятся, а однополые браки пропагандируются с первого класса! Что он, этот грузин в нашем менталитете понимает?! Да нам может нравится, когда о нас князья да цари ноги вытирают! Да пусть все эти душевно больные и маньяки сдохнут, я еще и помогу! У нас их в принципе нет больных — мы самая здоровая нация! Мы! Россияне!

— Кирюша, может быть водочки?

— А?!

— Может быть, ты что-нибудь хочешь, милый мой?

— Лучше коньячка…

Воистину бесценна для мужчины женщина, умеющая тушить любой пожар в голове или сердце возлюбленного, знающая, как создать уютность и комфорт домашнего очага, создать не только для себя и него атмосферу семейного счастья, но и убедить в этом общественность:

— Вот, любовь моя — как ты любишь, с лимончиком…

— Ааа…, какая же ты у меня умничка!

— «Буслайчик» мой, а ты смотрел журнальчик, который я тебе присылала днем…

— Это где мы с тобой названы самой любящей парой и самой счастливой семьей?

— Дааа… Мне кажется, нам будут завидовать…, ну тебе завидовать особенно нечего — я еще тот подарочек, а вот мне — непременно! Иии… ты не волнуйся только, я ведь знаю, как ты переживаешь из-за нашего секса, но нет и нет…, главное что ты рядышком… — Последнего муж уже не слышал. Нина осторожно подняла с одеяла маленький серебряный подносик с пустыми рюмочкой и блюдцем, поставила его на тумбочку и, выпрямившись, посмотрела на поджавшего, совсем по-детски, колени к груди и подложившего обе ладони под щеку, любимого ею человека: «Как он изменился за последние несколько лет. Тот мир поглощает его все больше и больше, подступаясь уже и к нашему дому. Господи! Не дай этому миру, этому злу подобраться к детским спальням, к нашей, не дай переступить порог! Господи! Пусть случится, что-нибудь, что бы все это прекратилось, может быть вернулось к прежнему — какие же эти были счастливые годы! Как же я за него переживаю и боюсь! Мне даже кажется, что он начал, как-то по-другому думать, мысли его теряют стройность, гнев, перебивающий логику, мгновенно овладевает им… И он боится! Он никогда ничего и никого не боялся! А сейчас…, я не понимаю, что он говорил, чего боится, каким не хочет стать, что значит «как это быдло»? Кто у них там в госдуме «быдло»…, кажется депутаты все такие приличные… Господи милостивый, помоги мне понять его и разобраться чем я могу ему помочь!.. Мне показалось…, в этой программе, будто я видела не своего мужа — вместо него был какой-то ужасный человек, я видела, дети тоже испугались, неужели он так изменился?! Что сделало его таким? Власть?! Деньги?! Господи мой, я же люблю прежнего…, как мне переложить все мои чувства на сегодняшнего? Когда он становится не собой, у меня вырастает «рог противоречия», я не могу согласиться с тем, что он говорит, но не могу и противоречить, я теряюсь, я боюсь, а он не понимает, хотя я и говорю об этом!

Та часть его сердца, раньше принадлежавшая мне, теперь будто начинает предпочитать что-то другое — это опасение во множественном числе, помноженные на страхи, подозрения, сомнения. Как мне вернуть его в прежнее состояние?! Господи лучше мне умереть, чем видеть его таким! Мне казалось, я сберегла уют и теплость семейного очага, но он почти в этом не нуждается, его гложут мысли, истекающие из того мира, где он теперь целиком и полностью обитает. Я хочу…, Господи, если он…, мой любимый, тот, что был прежде, сможет вернуться, я готова на все, что бы это произошло. Господи спаси нас!».

Несколько последних месяцев стали для жены депутата государственной думы, курирующего здравоохранении, тяжелыми именно из-за пришедшего понимания гибели чистоты и безусловности их прежних отношений. Конечно, он любил, точнее, настолько был в этом уверен, называя остатки чувства любовью, что не заметил, как стал другим человеком, а изменившись, не смог оставить прежними и чувства…

Кирилл Самуилович и сам чувствовал, что каждый новый день ознаменовывался обязательно, каким-нибудь, почти незаметным помыслом, возникавшим в его голове обычно не от куда. Он, словно следующей строчкой, в каком-то жутком произведении, дополнял вчера остановившуюся, далеко не самую лучшую, мысль, развивая её ровно настолько, насколько необходимо было для достижения нового испуга, касающегося его семьи, жены, детей, их судеб, предстоящего пути для каждого из тех, кого он любил, или думал, что любил.

К примеру, он вспомнил нечаянно выхваченный взгляд Нины, после резко сказанного им, о чем-то слове. Что-то в нем показалось не родным, но сразу забылось, поскольку чувственная нежность заместила холод испуга. Утреннее воспоминание об этом, потребовало предположений, оказавшихся верными — конечно, она испугалась не сути сказанного, а того, что сама мысль и поведение того дня были ему не присущи! Тогда Кирилл на этом и остановился, отдавая себе отчет о поднимающейся злобе из-за проявленного несогласия с его ходом рассуждений, но смог успокоиться, обвинив себя в излишней болтливости.