Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

Нет, бухло несут. В доме кастрюлю приткнуть негде. Только с чего-то вдруг пошло поветрие дарить вискарь. Элегантно. А несут не пойми какой, сто раз уже передаренный. Что им, поливаться, что ли?

Паша скрестил руки на груди, плед опять кто-то спер. Повертел немного головой, делая вмятину в подушке поудобнее. Вертеть-то все равно больше нечем. И закемарил. Снилась какая-то каменоломня. Хоть бы во сне девки… Нет, валуны, пыль, щебенка…

– Пал Дмитрич! Пал Дмитрич! – через грохот дробильни пробивался нежный голосок.

Разлепил веки: Танюшка. Виноватая такая… Точно не к добру.

– Сколько я спал? – сонно пробормотал Паша, явственно ощутив собственный запах изо рта.

Надо бы почистить… Сил никаких. Тик-так, и хирургическая маска.

– Уже почти восемь, – Таня сочувственно подняла брови. – Может, заглянете к нам в сестринскую, я кофейку налью?

Хорошая сестричка, добрая. Простая как валенок, с черными налаченными волосами и стрелками на глазах. Одна радость – у них форма, а то рассекала бы в своих леопардовых лосинах… Зато добрая. Жалеет, вон, хотя сама небось еще меньше спала.

– Что у нас там? – Он сел, поскреб щетину и бросил за щеку мятную конфетку.

– Звонили, везут политравму. ДТП на Каширке. Говорят, даже в новостях покажут.

– Сраные майские… – Паша устало поморщился. – А чего не в седьмую?

– Черт их знает. Забиты под завязку, поди. Вчера, говорят, свадебный автобус перевернулся…

– Танюш, вы у меня золотце, – Паша старательно улыбнулся, хотя догадывался, что его опухшая небритая рожа с налитыми кровью глазами выглядит устрашающе.

Но сестричка смущенно отвела взгляд. Эх, кокетка…

– Пал Дмитрич, там еще кое-что… Из приемного звонили, сказали Сильверстова привезли.

– Это который?

– А который все на плановое удаление желчного собирался лечь.

– Твою мать… Я ему месяц назад говорил…

– Ну вот, привезли по экстренной. Он буянит, требует срочно на стол.

– Трындец. Пусть ждет следующую смену.

– Так он жаловаться собрался…

– Ну всё, – выброс адреналина живо помог Паше взбодриться. – Хрена с два ему теперь лапароскопию, разделаю как черепаху!

Конечно, не разделает. Распнут потом на утренней конференции. Но ведь этому барану было бы полезно! Слушать надо, что говорят.

Он подскочил, пихнул ноги в тапки и рванул из ординаторской.

– Пал Дмитрич, подождите, – следом семенила Танюша, едва поспевая за его широким шагом.

– Ну, – буркнул он через плечо.

– Вам какая-то женщина звонила. Раз десять. И на пост, и охраннику. Надежда Сергеевна. Плакала, говорила, что срочно.

Карташова, чтоб тебя! Что ты опять натворила? На УЗИ так и не приходила, иначе б ему сказали… Дура, вот же дура жир… Ладно, не жирная. Но до чего упертая…

– Скажи, чтоб дали мой мобильный. Отвечу, как смогу.

Паша спустился в приемник, толкнул дверь, шарахнув по стене. Не каждый бы так выбил ее ногой, как он – рукой. На койке жалобно постанывал Сильверстов.

– Ну, наконец-то, – с облегчением воскликнул пациент. – А то мне эта дамочка заявляет, что меня пока не берут оперировать.

– Пал Дмитрич, разберитесь с ним, – взмолилась Света.

Исаев удивлялся ее терпению. Народ сегодня везли пачками. Аварии, пьяные драки, ножевые… Почетное второе место после Нового года. В ожоговом наверняка тоже аншлаг: шашлыки не хуже фейерверков. Света ни разу не присела, а она здесь после сокращений одна корячится. И тут нате – Сильверстов, нянькайтесь.

– Я вам когда сказал сдаться в стационар? – угрожающе тихо начал Паша.

– Так это… Дела всякие. У тещи ремонт, у сына экзамены. Начальник не отпускал…

– И теперь мне все бросить и класть тебя на стол? – уточнил Паша.

– А разве… Ну, острый же… Положено же! Я со всеми документами, не имеете права отказать…

– Прекрасно, Сильверстов. Поехали. Лезь на каталку.

– А штаны?

– Лезь, говорю. Срочно же? Вперед.

– Пал Дмитрич, может, не надо? – робко вмешалась Света.

Не первый год вместе работали, знала, когда он зверел окончательно. Но у Паши уже шумело в ушах. Он вытолкал Сильверстова в холл, в самую человеческую гущу.

– Доктор, это безобразие! – тут же кинулась к нему какая-то женщина. – Мы здесь уже второй час! Кому заплатить, чтобы моего мужа осмотрели?

– Молодой человек, а одежду можно с собой или надо сдать? А драгоценности потом не пропадут? – дребезжала бабулька.

– Сядьте, сколько раз я говорила! – бросилась наперерез Света. – Никому ваш крестик не нужен!

Оставив Сильверстова в холле, Паша поспешил на улицу. Анестезиолог курил у подъезда.

– Везет тебе, Исаев, уже сирену слышно, – Фейгин метко отправил сигарету в урну. – Меня эти идиоты за полчаса вызвонили.

– Отрубился в ординаторской. А ты чего не в оперблоке?

– Решил проветриться. Всю ночь возились с тем ампутированным. Два раза откачивали. Жена обрывает телефоны на посту и воет в трубку. Требует пустить.

– Я на тебя, Илья, поражаюсь. Ты чего каждый раз к телефону подходишь?

– Да ладно, что она мне. Хочется ей, пусть воет.

Нет уж, пусть лучше спина болит, чем нервотрепка в реанимации. Бедолага Фейгин, вечно на него всех помирашек [1] Случаи с летальным исходом (медицинский жаргон). сваливают…

Травмы подвезли мощные. Сильно похоже на внутреннее кровотечение, хотя и снаружи красота. Как будто мужика из мясобойни вытащили. И этилом разит. Зрелище фееричное. Паша поморщился. Нет, не от натюрморта. Бедренная кость торчит, придется звать травматолога, а сегодня Горелов, тот еще дуболом. Даже для Паши его шутки были черноваты.

Пациент бледный, липкий, загруженный, давление девяносто, тахикардия под сто двадцать… Точно внутреннее кровотечение.

– В реанимацию его? – спросила сестра.

– Нет, сразу на стол. Некогда.

Неотложники переложили парня на каталку, сестры потащили внутрь.

– Ну, Сильверстов, собирайся, – из дверей крикнул Паша и махнул окровавленной перчаткой. – А чувак здесь подождет, ты же острый у нас. Мы его детям так потом и скажем: извините, ребят, первым делом – желчный Сильверстова. С этим шутить нельзя.

– Ну что вы, в самом деле, – забубнил тот, в ужасе глядя на жертву аварии. – Сказали бы, я не человек, что ли…

И зажал рот, борясь с тошнотой.

– Света! – крикнул Паша, направляясь к грузовому лифту. – Утку Сильверстову! Глядишь, и без желудочного зонда…

– Зря вы так, – сестра из реанимации осуждающе покачала головой. – А как же этика…

– Идиотов учить надо.

– Так, Макаренко, – одернул его Фейгин. – Не до тебя сейчас.

Вкатили в блок, сразу анализы, УЗИ. Так и есть, полный живот крови, повреждения печени.

…Операция шла три часа. Разрывы подшили, клиента вытащили. Только выползая в коридор, Паша осознал, что ноги подкашиваются, а поясница онемела. Роба липла к телу.