Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

Исаев прекрасно справлялся и без нее. Даже вышел вместе с Никитой на связь с пропащей Катькой и показал ей, что чадо в надежных руках. Потом мелкий возился со своими игрушками, а Паша гордо фотографировал детеныша на телефон. Пересматривал снимки, рассылал Поспелову с Фейгиным, которые торчали на дежурстве, полез в Интернет читать, какой должен быть рост у ребенка в шесть месяцев, чтобы аргументированно доказать этим скептикам: его племянник – опережает сверстников по всем параметрам.

Из паутины Пашу вытряхнуло моментально, когда раздался чудовищный металлический грохот. Исаев отшвырнул телефон, дернулся к племяннику и… с облегчением выдохнул. Тот всего-навсего успел откатиться с одеяла, отодвинуть дверцу шкафа-купе и опрокинуть банку гвоздями, гайками и прочими скобяными изделиями незнамо какой давности.

Стекло было цело, Никита улыбался всеми двумя зубами, и Паша вернул беглеца к игрушкам, а сам сгреб опасные предметы и убрал на верхнюю полку. На этом инцидент был исчерпан. Казалось бы.

Малец выпил свою порцию смеси, благодушно уснул, но вдруг разразился воплем. Почти таким же душераздирающим, как вчера. Он заходился в крике, выкручивался, и ничто не могло его утешить. Кричал так, как будто его жгли каленым железом… Железо! От этой мысли Паша похолодел. Стал лихорадочно вспоминать: мог ребенок успеть проглотить какой-нибудь винтик или нет? А если гвоздь? Осколок? Мало ли что могло быть в этой банке? Нет, не должен был.

Паша восстанавливал последовательность событий по кадрам: грохот, он хватает малыша, откладывает в сторону. Нет, тут точно не было времени. Потом собирает гвозди… А если один отлетел в сторону, на одеяло? Остался незамеченным, и Никита его проглотил? Нет, признаков внутреннего кровотечения нет. Пока нет. Но он явно изгибается, как от страшной боли, не дает дотронуться до живота… И живот напряжен. И поди пойми, от крика или от чего похуже! Как там в педиатрии положено?.. Черт, голова садовая… Угробил племянника! Один день! Один гребаный день – и такое! И кто его дергал за язык с утра дразнить Карташову?! Паша понял: сам он не справится. Просто не выдержит. А Катя его убьет. И правильно сделает.

Паша как безумный скакал у двери с ребенком на руках, пытаясь влезть в ботинок, когда на пороге появилась Ника.

– Едем! – крикнул он ей в лицо.

– Автокресло? – просто спросила она.

Точно! Вот идиот! Нет, его нельзя сейчас сажать. А если там что-то проткнет ему желудок?

– Надо нести так… Потом объясню. Нет, он проглотил гвоздь. Или гайку. Или не проглотил, но я не знаю. Пошли в машину.

– Ты собрался в таком состоянии за руль?

– В каком «таком»?!

– Не ори. Успокойся. Дай ребенка.

– Аккуратнее, – он передал ей Никиту и почувствовал, что руки ходуном ходят.

С Исаевым никогда, ни-ког-да такого не было. Ни с одним пациентом. Даже когда умирала мама. А теперь он был виновен в том, что происходило с ребенком. С маленьким человечком, сыном его родной сестры, а он ничем не мог помочь. Все медицинское образование, все годы опыта были бесполезны, как эта банка с гвоздями.

– Куда мы едем? – спросила Ника, расположившись на заднем сиденье.

– Ко мне в тринадцатую. В травму, – Паша хлопнул дверью, пристегнулся и включил зажигание, пока Ника баюкала плачущего малыша.

– Почему ты не вызвал «Скорую»? И почему не в детскую? Морозовская не так далеко от твоей работы…

– Потому что! Я не опекун, Кате еще не звонил… Может, еще ничего страшного… – он нервно провел рукой по волосам. – Ника, я не соображаю… Я не знаю, что со мной происходит… Я – дерьмо, а не врач.

– Тш-ш-ш, тш-ш-ш, – повторяла она.

И Паша знал, что это относится не к нему, но все равно паника отступала. Он стиснул руль и выехал на дорогу. Бесконечно прокручивал и прокручивал в голове всевозможные сценарии дальнейшего развития событий. Что, если придется оперировать? Какую больницу выбрать? В Филатовской есть один знакомый, дельный парень. Тамошнюю атмосферу вообще хвалят. Разумеется, он ляжет с ребенком. Заплатит, кому надо. А Нику можно будет отправить за документами. Вот дебил, оставил дома полис… Ничего, даст ей ключ… Потом позвонит Кате. Пока она будет ехать, уже все решится. Либо, если это гайка, будут ждать естественного выхода. Но почему тогда Никита так надрывается?.. А он вообще надрывается?.. И Паша вдруг понял, что в машине стало тихо.

– Что с ним? – выдохнул он.

– Спит.

– Ты уверена? – он глянул на Нику в зеркало заднего вида.

– Да, Паша. Он спит.

– Кожные покровы?

– Розовые.

– Дыхание?

– Ровное.

– Пульс?

– Откуда я знаю? Сердечко бьется часто, но он же только что так кричал… Еще немного всхлипывает во сне.

– Потный?

– Да нет вроде. Спинка немного… Просто у тебя машина на солнце перегрелась. С чего ты вообще взял, что он проглотил что-то?

– Опрокинул банку с гвоздями, а потом спал, но резко заплакал.

Паша ждал, что Ника начнет пилить его за неосмотрительность и идиотизм, но она молчала. Просто тихо сидела и смотрела на спящего ребенка. А Исаеву, может, надо было это услышать! Пусть бы лучше ругала, орала, он, черт возьми, виноват! Почему она молчит?!

Исаев припарковался, поставил машину на ручник и вытер со лба пот.

– Думаешь, надо его будить? – прошептала Ника.

– Не знаю, – честно ответил Паша. – Я сейчас уже ничего не знаю. Посиди тут, я позвоню Поспелову.

– Который с усиками? Евгений Игоревич?

– Ага.

– Позвони, – Ника одобрительно кивнула. – Хороший мужик.

Паша вылез на улицу и облокотился на капот. В этот момент ему было наплевать на толстый слой засохшей московской грязи. Было душно, от густого, пропитанного выхлопами воздуха першило в горле. Казалось, небо растаяло, как мороженое на солнце, и теперь липкой тяжестью стекало за шиворот. С запада наползали тучи, усиливая нехорошие предчувствия. Паше нужна была опора. И ею, как обычно, стал Поспелов.

Снял трубку моментально, выслушал, ни разу не назвав Исаева придурком. Успокоил и сказал, что договорится с рентгеном. И Паша физически почувствовал, как отлегло. Хоть кто-то в этой ситуации мог рассуждать здраво и по делу.

Вместе с Никой они пошли к корпусу. Ветер швырял в лицо пыль, и они старались прикрыть спящего ребенка. В обход зудящей от недовольства очереди прошли в кабинет, где уже поджидал Женя.

– Ты спустился? – удивился Паша.

– А куда ж ты без меня, – Поспелов усмехнулся. – И почему наша с тобой усеченная кишка носит тяжести?

– Здрасьте, Евгений Игоревич, – кивнула Ника. – Он совсем не тяжелый…

– Это был единственный способ заставить его замолчать, – с неохотой признался Паша.

– Ладно, артист, иди, фотографируй племянника.

От манипуляций медсестры ребенок проснулся, расплакался снова, и Ника плясала над ним, пыталась утешить песнями, стихами и прочими прибаутками. Паша удивлялся ее неиссякаемой фантазии и терпению. Сам он от детских воплей терял рассудок и хотел просто взвыть и испариться. Вдобавок и сестра беспрестанно ворчала себе под нос, что специально пошла работать со взрослыми, но нет, и тут достали спиногрызы.