Дарья Сойфер - Диагноз: любовь

Исаев боролся с внутренними демонами. Сжимал все мышцы, чтобы не сорваться и не тряхануть обрюзгшую тетку, не расколотить вдребезги старый медлительный аппарат, который не мог передать снимки сразу на компьютер. Мерзкие розовые стены, познавательные плакаты и особенно календарь с котятами сводили Пашу с ума. Ждать проявленных снимков под плач племянника, пение Ники и гомон возмущенной очереди было выше его сил.

И вот, когда он уже почти разодрал на себе одежду и превратился в Халка, сестра все же выдала мутные серо-черные пластинки. Паша кинулся к лампам, бок о бок с Поспеловым посмотрел на просвет и чуть не прослезился. Внутри Никиты не оказалось никаких посторонних предметов.

– Ну что? – взволнованно спросила Ника, растрепанная от бесконечного укачивания.

– Чисто, – выдохнул Паша, с трудом шевеля языком.

– И почему он тогда плачет? – резонно поинтересовалась Карташова.

Паша переглянулся со старшим товарищем.

– Не смотри на меня, я бездетный, – мотнул головой тот. – Может, зубы?

– Вроде нет, – Исаев заглянул младенцу в рот, благо тот был широко раскрыт. – Десны спокойные… Температуры нет. Стул был сегодня…

– Так вы бы показали в неонатологию, – вмешалась медсестра, явно недовольная присутствием маленького пациента.

– Слушай, а правда! – оживился Поспелов. – У Черемисова там дочку наблюдали, у них в корпусе есть отдельный вход для консультаций. Дети до года, вроде. И УЗИ, и педиатры, что хочешь.

– Думаешь, они вот так меня примут? – засомневался Паша: неонатологи существовали в отдельном здании, и он никого из них даже в лицо не помнил.

– Почем я знаю? Звони Черемисову.

И пошли звонки бесконечной чередой. Одной рукой Паша прижимал телефон, второй – затыкал свободное ухо, чтобы хоть что-то расслышать в клоаке приемника. На улице бушевала пыльная буря, и с ребенком туда не стоило выходить раньше времени. Сначала набрал Колю Черемисова: абонент – не абонент. Потом в хирургию – он в оперблоке. Кадровикам, чтобы выяснить домашний телефон. По городскому ответила теща и сообщила, что супруга Николая на даче. С трудом раскололась и продиктовала мобильный Марины, а Марина вышла на связь только с третьего раза и то недовольно, потому что как раз кормила маленькую Сонечку. Долгожданное спасение пришло: Черемисова сдала, наконец, все явки и пароли в консультационном центре при неонатологии. И Паша с Никой и сипло хнычущим ребенком совершили последний марш-бросок до небольшого желтого здания, стоящего в дальнем углу больничной территории.

К счастью, очереди там не было: родители грудничков любят посещать врачей по утрам. Правда, и с врачами оказалось не густо, даже ресепшн пустовал, и лишь недопитый чай на столе говорил о том, что кто-то в здании все же есть.

На детский плач прибежала молоденькая сестра в розовом костюме. Паша в спешке выгреб из заднего кармана собственные документы и сбивчиво, ссылаясь на Черемисову и для верности еще козыряя именем главврача, изложил всю историю.

Девушка безмолвно выслушала и позвала заведующую. Элегантную даму с осанкой гимназистки и огромными малахитовыми серьгами, оттягивающими мочки. Строгая, с очками в черной оправе, она напомнила Паше ненавистную преподавательницу по инфекционке, которая в итоге влепила ему три очка, и он занервничал еще сильнее.

Алевтина Константиновна окинула коротким опытным взглядом посетителей и, минуя Исаева, обратилась сразу к Нике:

– Проходите.

Проводила в кабинет, расстелила на пеленальнике одноразовую простынку и жестом предложила взволнованным взрослым отойти. Погладила Никиту по голове, в том месте, где у него еще не зарос родничок, потрясла погремушкой.

– Ну-ка, где у нас медвежонок? – в ее тоне не было ни намека на заискивание или сюсюкание, но ребенок стих и недоверчиво уставился на врача.

И неудивительно: ее голос требовал безотносительного подчинения, и даже Паше в какой-то момент захотелось показать, где медвежонок.

– Что у вас? – коротко спросила Алевтина Константиновна, раздевая малыша.

Паша торопливо повторил историю.

– Если рентгеновский снимок чист, что вы хотите от меня? – она водила погремушкой в разные стороны, наблюдая, как ребенок следит за ней.

– Он так плакал… В смысле, это же ненормально… Ребенок же не может так плакать без причины? Я имею в виду, может, у него повышенное внутричерепное давление? А еще мне показалось сегодня утром, что у него синдром Грефе…

Алевтина Константиновна обернулась и выразительно взглянула на Исаева, вскинув бровь. Да-да, вот именно с таким лицом слушала его на экзамене по инфекционным болезням профессор Иволгина.

– Где вы здесь видите Грефе? – скептически поинтересовалась она. – У ребенка есть в анамнезе проблемы по неврологии?

– Не знаю… Мне его сестра только вчера привезла…

– Доношенный?

– Да… В сорок одну неделю вроде.

– Родничок в норме, рефлексы тоже, в ножках, возможно, тонус немного повышен, но вполне физиологичен. И даже после такого крика я не вижу судорожных проявлений. А для гипертензионной гидроцефалии у нас еще характерно?.. – она чуть опустила голову, словно говорила с ребенком и ждала очевидного ответа: «После буквы А идет буква…»

Паша напрягся, судорожно вспоминая курс педиатрии. Даже зеленый потрепанный учебник всплыл перед глазами, а из теории – сплошной туман.

– Глазное дно?.. Атрофия сетчатки?.. Конвульсии? – гадал он.

– Почти, – она перевела взгляд на испуганную Нику, которая во всей дискуссии различила только слова «конвульсии» и «гидроцефалия». – А еще выраженное косоглазие, расхождение швов черепа, гипотонус и увеличение окружности головы. Ничего этого я не вижу.

– Может, все-таки УЗИ? – попросил Паша.

– Молодой человек, – Алевтина Константиновна медленно выдохнула. – Ребенок в порядке. Тем более он уже успокоился. Приступы плача случаются. Это могут быть и колики, и просто перемена погоды. Мальчики очень метеочувствительны. Вы посмотрите, что творится, – она кивнула в сторону окна.

На улице стемнело от туч, слышались отдаленные раскаты грома, по металлическим отливам звонко ударяли первые капли.

– Я не вижу ничего экстренного, – пояснила врач Нике. – Поголышите вечером его, сделайте легкий массаж и гимнастику, дайте ему выплеснуть энергию. В конце концов, он может скучать по маме! Дети, которые поступают в больницу, обычно очень беспокойны первые пару дней. Для него новые люди – это стресс. Побольше гуляйте, проветривайте, играйте, а вечером – искупайте, можно даже в отваре трав. Я сейчас напишу рецепт. Только чтобы вода была не горячая, а лучше где-то градуса тридцать два. В большой ванне и не менее двадцати минут. Тогда он устанет, потом с аппетитом поест и будет хорошо спать.