Игорь Поночевный - Алёшенька (детективная повесть)

Воцарилась пауза, в которую она вдруг поняла, что ситуация перевернулась ровно на 180 градусов. Не он был у неё в руках, а она была теперь — в его. И пока она молчала, не зная, что ему возразить, он быстро и гадко заговорил о том, что она не просто вступит после в наследство, а непременно продаст эту квартиру, и он, Пётр, получит от неё свою долю. В противном же случае… «Господи, какое это чудовище», — с ужасом вздумала она, быстро глянув на него, и убрав тут же взгляд, будто ожегшись, закрыла лицо руками и побрела прочь. Он захохотал ей в спину.

Пока она тащилась на Маразлиевскую, к Старику, одна мысль стучала ей у виска кованным пудовым молотом: вытащить из розетки изотоп. Как можно скорее, пока Старик еще не помер. Вытащить и забыть все это, как страшный сон, Петра и её собственное ужасное преступление, которое она совершила из любви к этому зверю.

Она поднялась во второй этаж, отворила двери и вошла в квартиру, из которой всегда пахло, как из музея с египетскими мумиями. В коридоре горел свет. Из кухни торчала босая нога Старика. Рядом валялся тапок. По одному только цвету восковой ступни стало понятно, что все кончилось. Лизанька осторожно переступила труп. Завещание всегда лежало справа на полочке, рядом с холодильником. Она быстро отворила дверцу. Счета за электричество, за воду, какие-то расписки, бухгалтерские проводки, карандашные подсчеты, наконец. Она вытащила самую важную теперь в своей жизни бумагу и свернула её в трубочку. Теперь нужно срочно идти в комнату и выкинуть эту ужасную штуку. Она стала рыться в нижних ящиках, ей нужно было открутить шурупы на электрической розетке. Она переступила через труп, как через упавший стул, и прошла в спальню.

Вдруг одна мысль пришла ей в голову.

— Алло.

— Прости меня, милый. Я хочу извиниться, — сказала Лизанька быстро, чтобы он не успел бросить трубку.

— Да.

— Прости мне эту дурацкую вспышку гнева, — она засопела в телефон, ожидая его реакции.

— Хорошо.

— Ты был прав, солнышко. Я сделаю так, как ты хочешь. Я слишком тебя люблю, чтобы все заканчивать. Давай, будем встречаться, если хочешь? Для секса? Как ты говорил?

Он замолчал, будто раздумывая. Он ждал этого звонка. Вообще, от секса с ней он бы сейчас не отказался, Маша в этом плане нравилась ему гораздо меньше. В Лизаньке была какая-то животная, до судорог, порочность; под личиной тургеневской барышни скрывалась звериная, реагирующая на самые низменные и дикие страсти, плоть: в тихом омуте — черти водятся. «Она, верно, не хочет продавать квартиру? Но там еще минимум полгода до вступления в наследства».

— Лиз, это — не телефонный разговор.

— Хорошо, милый. А когда у тебя свадьба?

— В воскресенье.

— Ты меня не позовешь?

— Как ты себе это представляешь?

— Не знаю. Давай, я просто на минутку забегу, передам подарок.

— Мне ничего не надо.

— Это от сердца. Для вас обоих. Не обижай меня.

Он задумался:

— Ну, приходи в четыре, в воскресенье, к «Гусь и противень». Давай — отбой, мне на построение бежать надо.

— Целую, милый.

— Пока. Целую.

— И что было дальше? — спросил Гонюкович.

— Мне надо выпить воды.

Майор Загоруйко стрельнул Паше глазами, тот вскочил и метнулся за дверь. — Весь графин неси! — крикнуло ему в спину начальство.

— Ну, что там? — спросила Оксана, прерываясь от пасьянса, когда Мироненко выбежал из кабинета за водой. — Скоро уже?

— Что ты. Только начали.

Секретарша посмотрела на посетителей приемной: «дескать, видите, товарищи — не вру». Просители снова уткнулись в свои журналы.

Паша схватил весь графин и пяток стаканов.

— Три кофе, ещё Оксаночка, пожалуйста, — велел по громкой связи Виктор Фёдорович.

В кабинете сидели: И.О. начальника уголовного розыска города Одессы, его заместитель Загоруйко, Алёшенька, Галя, Паша Мироненко, Сергей и капитан Стрелянный, его непосредственный начальник — оба из военной прокуратуры. Перед сотрудниками лежали блокноты, куда все всякое записывали. У Виктора Фёдоровича в блокноте, так, чтобы было не видно окружающим, была нарисована во всю страницу Чебурашка с выколотыми глазами. Алёшенька выпил воды, сглотнул и продолжал.

Бракосочетание у Маши и Петра было перед самыми каникулами. Учеба закончилась, нужно было ехать в свадебное путешествие, да Маша вдруг заболела. Пошла носом кровь и разболелась голова. Вызвали врачей, осмотрели, ничего толком не выявили, прописали постельный режим и витамины для укрепления иммунной системы. Жили они пока у её родителей, после Италии будут снимать. Пётр вернулся из турагентства: во второй раз переносили вылет. Вся комната была заставлена подарками, так и не дошли пока руки разобрать. Маша лежала в постели, читала книгу.

— Как здоровье, зая?

— Нормально.

— Перенес на двадцать пятое.

— Я буду здорова, как бык! Ты не сердишься, что я расхворалась?

Он замотал головой, они поцеловались. Пётр сел на её кровать.

— Смотри, смотри, — зашептала Маша, указывая ему на стеллаж. — Я её переставила, так Рица и туда залезла.

На самой верхотуре взгромоздился Лизанькин подарок: фаянсовый Японский кот Манэки-нэко. Согласно поверью, такой кот приносил или удачу, или деньги. В зависимости от руки, которую поднимет. Сначала он стоял на столе, да машина кошка, Рица, вечно играла с ним. Боясь, как бы она не разбила подарок, поставили на шифоньер. Куда там. Проказница и туда забралась, бестия. Теперь кот стоял на самом верху, на последней стеллажной полке.

Хитрая кошка вскарабкалась по гардинам на карниз, и кралась оттуда, высматривая свою добычу. Манэки-нэко страшно ей нравился, словно был измазан валерьянкой. Пётр поморщился, будь его воля, он бы выкинул животное за такие вещи к чёрту: все в квартире ободрала, бестия. Живность он не любил, предпочитая во всем казарменный порядок. Рица застыла в неудобной позе, раскачиваясь на карнизе на одной только лапе, и будто раздумывая: прыгать ей или нет? До своего глиняного собрата она боялась не дотянуться.

Маша едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Пётр понял, что сейчас случится непоправимое. Кошка, наконец, решилась: скакнула и сбила статуэтку. Оба кошачьих полетели вниз: одна — чтобы прыснуть в соседнюю комнату от неминуемого наказания, другой — чтобы разбиться об паркет вдребезги. Маша захохотала. Пётр дернулся подхватить, да не успел.

— Я так и думал, что это случится, — сказал он недовольно, и побрел за совком и шваброй.

«Вот, тварь», — подумал зло.

Под щеткой среди осколков лежало что-то странное. Пётр сел на пол, разглядывая внимательно. И вдруг отдернул руку, будто обжегшись. Маша читала книгу и ничего не видела. Все внутри его перевернулось. Теперь понятно, отчего жена заболела. «Какая же она гадина!» Это был тот самый изотоп из стариковской квартиры: приклеен изнутри пластырем к свадебному подарку. Как же он сразу не сообразил? Вот, сука! Пётр глянул на часы: семнадцать ноль-ноль, через сорок минут Лиза будет возвращаться из Академии. Он вышел в коридор, схватил куртку, взял шарф, и поднял им с пола радиоактивную ампулу.