Игорь Поночевный - Алёшенька (детективная повесть)

— Мне нужно срочно ехать, я потом уберу, — сказал он. — Это очень важно, позвонили из училища. Не скучай тут.

— Не волнуйся, милый, я сама все сделаю.

Быстро пошел к дверям, и поскакал по ступеням.

Степан всю неделю караулил Лизаньку у её дома, сидя в одном и том же месте в засаде. После смерти Старика она сильно изменилась. Взгляд её совершенно выцвел, голос вконец осип, лебединая шея согнулась, а голова повисла, будто придавленная тяжким грехом, который оба они совершили. «Милая, милая моя Лизанька». Он и предположить не мог, как гибель насильника измучит её. Он опасался, как бы она не вздумала пойти сейчас в полицию, но не потому вовсе, что боялся за себя, а только — за неё. И отчего-то еще даже больше привязывался в этих мыслях к Лизаньке. «Какая же она хорошая», — думал Степан, с удивлением понимая, как сильно теперь любит.

Каждый вечер он подъезжал к бакалее, парковался метрах в семидесяти от двери, выключал свет, и следил, как она без пятнадцати шесть идет к дому от автобусной остановки. Перекладывает пакет и сумку из руки в руку, достает ключи, отворяет, и входит в подъезд родительской квартиры. Через минуту в окнах зажигался свет. Степан заводил машину и уезжал. Он довозил бы её прямо от музыкальной Академии, если бы она согласилась. Но всякий раз она хотела побыть одной. «Ничего, — думал он с надеждой, — чрез месяц-другой она забудет. А пока: посторожу её измученную душу».

Она, как всегда, обошла вокруг дома и двинулась к подъезду. Внезапно рядом остановился внедорожник. Двери отворились, оттуда выскочил парень и, подбежав к Лизаньке, вдруг ударил её по лицу наотмашь. Она повалилась, он схватил её за ворот, и поволок в салон автомобиля. Степан вскинулся, не зная, что делать? выбежать наружу и нестись ей на помощь, или заводить автомобиль? В одну секунду он сообразил, что если выдать себя, закричав или броситься следом — он может потерять её в погоне. Он взял себя в руки, и завел двигатель. Похититель скоро поехал со двора. Степан осторожно двинулся следом. Он весь собрался. Звериное, муторное, страшное, из самых девяностых, вело его следом.

— Сука! — заорал он, вытягивая её избитое тело с обочины на траву. — Думала меня угробить?!

В какую-то секунду она подумала: «Вот — вся его гнилая сущность. «Его», а не Машу: ему было плевать на всех кругом себя».

Рядом был заброшенный сарай, какие-то кирпичные развалины, он волок её туда. Стоило ей попытаться оказать сопротивление — он бил её кулаком в лицо. Один глаз уже затёк. В голове и шее звенело, кажется, он повредил ей позвонок. Все пальто было залито кровью из носа: что она скажет Степану? Впрочем, какая глупая мысль. Она хотела плакать, но не могла — все слезы вытекли месяцем ранее. Поскорей бы он уже убил её. Она запуталась, и совсем не хотела больше жить.

— Глотай! — заорал он, разворачивая шарф. — Глотай её!

В руках его была ампула с изотопом. Лиза никак не хотела открывать рот. Он только размахнулся, чтобы сломать ей нос, как вдруг сзади послышалось шевеление. Пётр обернулся, и встретил лицом бейсбольную биту. Раздался такой звук, как будто в лесу в дерево ударил дятел.

«Степан, милый мой Степан», — подумала с благодарностью Лизанька. Он взял её на руки и понес к машине: «Сегодня я буду радовать тебя всю ночь», думала она, ища губами его губы. Милый мой, добрый человек. Он положил её в салон автомобиля, открыл аптечку, и вытащил оттуда салфетки. «Его машину нужно будет потом отогнать».

— Я сейчас, хорошая моя, — Степан вернулся в развалины, поднял над головой оружие и остервенело заколотил по вражеской голове.

Алешенька закончил свой рассказ и слез со стола. Все сидели, ошарашенные его объяснениями.

— Итак? — спросил Гонюкович.

— Военным нужно отпускать Гёдзя. Елизавете Карамелькиной предъявляем обвинение в убийстве Реутова, а Степану Крысову — в убийстве Реутова и Чистякова.

— А покушение на убийство Маши Гёдзь?

Алёшенька скорчил рожицу: «А надо ли?»

По-своему, всем было жаль несчастную Карамелькину.

— Давай, дуй на задержание с ребятами, — сказал Гонюкович Паше. — Берете Крысова. А ты, думаю, сам справишься? Едешь с Костиком к Карамелькиной. Просто доставишь её сюда. Побеседовать. А мы пока с прокуратурой ордера подготовим. Верно, ребята?

— Без вопросов, — подтвердил Стрелянный. — Наши все сделают. Поехали?

Военные и Паша помчались брать Степана Крысова, а Алёшенька с Выхухолевым двинул к Лизаньке.

— Куда едем? — Спросил его Костик.

— Интересный вопрос. И вправду, куда? А давай, дружище, сначала на Маразлиевскую. Это же тут — под боком. Что-то мне подсказывает, что она — там.

— Пошли, что ли? — Алёшенька открыл знакомой комбинацией двери на парадной, и повел Костика на второй этаж. Тот вынул наручники.

— Стой-ка.

Алёшенька, будто что-то предчувствуя, прислонился ухом к дверной щели.

— Откройте, полиция! — он зазвонил в звонок и застучал ногой в двери. — Полиция! Открывайте немедленно двери!

Алёшенька выхватил из кармана старую свою отмычку, скрученную из канцелярской скрепки, и вставил её в замок. Едва он отворил входную дверь и распахнул её, из темного коридора раздался выстрел. Маленький зеленый инопланетный оперуполномоченный согнулся пополам и повалился на пол. Выхухолев выхватил табельное оружие, спрятался за стену, и стал палить оттуда в ответ.

— Ну, как ты тут?

— Нормально. Что с преступниками?

Паша внимательно посмотрел на Алёшеньку. Это было удивительно и немыслимо: Алёшенька полюбил эту пару. Крысов стрелял ему в живот, а он спрашивает: «Как они?»

Он, действительно, был не от мира сего.

— Оба живы. Задержаны. Дают признательные показания.

Пока Алёшенька был в больнице, к нему приехали засвидетельствовать свое почтение: И.О. начальника угрозыска Одессы Гонюкович, начальник пехотного училища Гёдзь, его дочка Маша, которая тайно призналась Алёшеньке в любви, одесское и киевское телевидение и, наконец, Павел Мироненко, который докладывал о самых последних новостях.

— У Вия срезали все розы, представляешь!? Входит он в кабинет — а роз нет. Это было что-то! Все управление встало с ног на голову. Или наоборот. Кинулись искать. Заходят к нам: видят — на твоем столе лежат ножницы и к ним прилеплен лепесток. Ты понимаешь, что это было? Этот, дурак, Курицын, он даже и подумать не мог, что ты в этот день не вернешься обратно! Ну, тут во мне терпение и лопнуло. Я на совещании все и выдал: как он у тебя рыбу украл, и видео показал, как входил. Тварь эта все отрицала, дергалась, дергалась. Закончилось — победой! Курицына вконец уволили!

Алешенька оторвался от подушек, в которых лежал, и попросил Пашу придвинуться, чтобы не было вокруг слышно.

— Ближе. Еще ближе. Спасибо тебе, Паша, — зашептал он в самое ухо, — за всё. Я знаю, что там было в туалете. Только знай — розы, действительно, я срезал.