Вадим Мраморнов - Записки нетолерантного юриста

Как-то он сидел ночью на балконе и курил. Видел, как к их с женой машине подошли люди, разбили окно и обыскали. Еды не нашли. Он смотрел на них через окно, курил и молчал.

Однажды ночью он услышал женский крик. Выглянул в окно. Полиционеры волокли женщину, которая исступлённо кричала:

– Пустите!!! Сволочи!!! Я хочу есть!!!

Теперь по ночам происходило больше событий, чем днем. Иногда по ночам слышал, как вдалеке воют полиционерские сирены. Иногда раздавались чьи-то крики. Были слышны выстрелы.

Балкон постепенно пустел. Еда заканчивалась. Пайки сокращались. Каждый кусочек был на счету. Детей спасал запас сгущёнки и карамели. В день им выдавали по одной карамельке. Потом закончились и карамельки. Дети и жена истощали. У них начались голодные обмороки. И он истощал. Отказывал себе в еде, стараясь накормить детей и жену.

Голод… Страшное чувство безысходности. Постоянные мысли о еде. Вот же они, магазины, там есть еда. Но пойти в них не дают.

Отключили свет, а вместе с ним и телевидение. Стали жить при свечах.

Счастливчики, жившие на первых этажах, окна квартир которых выходили на противоположную от подъездов сторону. Они тайком от полиционеров ловили голубей, подманивали голодных бездомных кошек и собак. Ели сырыми. Готовить было не на чем.

Через несколько дней отключили отопление.

Однажды днем он увидел исхудавшего человека, который брел куда-то. Полиционеры у подъездов внимания на него не обращали – каждый отвечал за свой подъезд, из которого никто не должен был выйти.

Человек упал и остался лежать.

На следующий день, выглянув в окно, он увидел, что человек лежит на том же месте.

Прошло несколько дней. Человек так и лежал.

Через несколько дней еда кончилась.

Дети и жена плакали…

Она подошла к нему, стала бить его кулачками в грудь, кричала:

– Ты же обещал! Ты же обещал, что всё будет хорошо!

– Сделай же что-нибудь!!! Ты же мужчина!!!

Он прижал её к себе, беззвучно заплакал, стиснув зубы.

Он пошёл на кухню и взял нож. Затем вернулся к детям и жене. Морщась от боли, сделал себе надрез повыше запястья. Потекла кровь. Он приложил руку к ротику сына, и тот начал жадно глотать. Потом поднёс руку к ротику дочки. Она стала пить. Так же жадно. Третьей была жена. Сделала несколько жадных глотков. Он смотрел на их окровавленные рты и беззвучно плакал. Затем перевязал руку повыше раны бельевой верёвкой. Обессиленный лёг на диван.

У него были деньги. На следующее утро он, осунувшийся, исхудавший и голодный долго спускался по лестнице на первый этаж. Тяжело дыша открыл дверь, увидел уже знакомого ему полиционера, протянул ему пачку отложенных на черный день долларов, который наступил:

– Вот всё, что есть. Пусти меня! Залезу в магазин, мы умираем.

Сытый полиционер посмотрел на протянутую пачку, жадно схватил себе со словами:

– Валяй, но только ночью. Если тебя заловят – на меня не кивай!

Наступила ночь. Это была самая ответственная и самая опасная ночь в его жизни.

Он оделся во всё тёмное, взял молоток, медленно спустился с пятнадцатого этажа, обходя кучи мусора, от пиная крыс, появившихся в подъезде, останавливаясь на каждом лестничном пролёте и садясь передохнуть. Этот спуск показался ему вечностью.

Вышел из подъезда, прошел мимо полиционера, равнодушно посмотревшего ему вслед.

Вот же он, магазин, он полон еды! Какое это счастье, за тонким стеклом – много еды. Он накормит детей и жену, которые сейчас не спят и ждут его.

Он встал перед витриной, отдышался. Кругом – тишина, как в мертвецкой. Изо всех сил размахнувшись, ударил молотком по витрине. В полной тишине словно гром раздался звук разбитого стекла.

Он ворвался вовнутрь, лихорадочно в темноте стал сгребать в припасенную холщовую сумку из гипермаркета все, что ему подвернулось под руку. Быстро набив сумку, он выскочил наружу и из последних сил бросился к подъезду.

Когда он был маленьким, ему несколько раз снился один и тот же сон: за ним кто-то гонится, он пытается убежать, но не может – его то ли налитые свинцом, то ли набитые ватой ноги не слушаются. Он теперь вспомнил тот сон, поскольку испытал то самое чувство.

От момента, когда он выскочил из подъезда о до того, момента, когда он в него юркнул, прошло не более пяти минут. Они ему показались вечностью.

Забежав в подъезд, он, обессиленный, упал. И тут же услышал приближающийся звук полициоерской сирены… На какое-то мгновение он потерял сознание. Открыв глаза, увидел нескольких крыс, сидящих и выжидательно глядящих на него. Кто как не они чувствует приближение смерти.

Схватил из сумки первое попавшееся в руки и набил себе рот. Попавшимся в руки оказалась пачка печенья. Рассыпавшиеся по полу крошки он сгрёб и отправил себе в рот.

Он долго поднимался на пятнадцатый этаж. Очень долго. Последние несколько этажей он преодолевал ползком, переставляя полную сумку со ступени на ступень. Несколько раз терял сознание. Стая крыс, не торопясь, следовала за ним. Словно бусинки горели их глаза. В окнах брезжил рассвет.

Он дополз до квартиры, постучал. Открыла измождённая жена. Она уже давно не плакала. Ссохшаяся, с ввалившимися глазами, обтянутые тонкой кожей скулы, лицо серого цвета… Вся её былая красота была убита голодом. Он протянул ей пачку печенья, которую она жадно съела, сидя рядом с ним на полу в прихожей.

– Много не ешь, это опасно. Ешь по чуть-чуть, – успокаивал он её.

Изголодавшиеся сын и дочка лежали на кровати, не спали. Постанывали.

Он с трудом поднялся, побрёл к ним в комнату:

– Доченька, сыночек, папа вам покушать принёс.

Дети, всхлипывая, протянули к нему худые ручки, схватили по печеньке, протянутые отцом, жадно съели.

Хныкая, попросили ещё.

– Погодите, дам вам водички запить.

Побрел на кухню. Какое счастье, что хотя бы воду не отключили. Налил им воды, принес, напоил.

– Папа, дай ещё!

– Держите ещё по одной и – хватит. Много нельзя. Попозже дам ещё.

Покормленные дети уснули.

Он в прихожей поднял жену, обняв её под плечи, с трудом довёл до кровати и уложил.

Рассмотрел содержимое сумки. Осталось пять пачек печенья, несколько упаковок сухарей, баранки, три пачки макарон…

… Припасов хватило на две недели…

… Первая умерла дочка. Умерла тихо. Когда утром проснулись, она тихо лежала в кроватке посиневшая.

Взял ее бережно, прижал головку к груди и отнёс на балкон. Открыл окно. За окном был ноябрь.

Сынок лежал и постанывал в кровати рядом с женой.

– Дочка умерла, – сказал он.

По щеке жены скатилась слеза. Она ничего не сказала. Рассудок покинул её несколько дней назад.

Он не спал всю ночь. Курил, благо дешёвыми сигаретами запасся в том гипермаркете, смотрел на тело дочки, думал. Он пока мог думать.