Виржини Депант - Кинг-Конг-Теория [litres]

Так становится понятно, что единственный способ подорвать жертвенную ритуальность порно – это привлечь в него девушек из высшего класса. Когда взрывается цензура, навязанная власть имущими, то взрывается и моральный порядок, основанный на всеобщей эксплуатации. Семья, воинственная мужественность, целомудрие – все традиционные ценности направлены на то, чтобы навязать каждому полу его роль. Мужчинам – быть бесплатным пушечным мясом для государства, женщинам – рабынями для мужчин. В конечном счете все мы закабалены, наши сексуальности конфискованы, проконтролированы, нормализованы. Всегда есть класс, заинтересованный в том, чтобы все оставалось как есть, и скрывающий свои истинные мотивы.

Действие версии «Кинг-Конга», снятой Питером Джексоном в 2005 году, начинается на заре прошлого века. Параллельно со строительством индустриальной, современной Америки общество прощается со старыми развлечениями – театром бурлеска, труппой-товариществом – и готовится к современным формам развлечения и контроля: кинематографу и порнографии.

Амбициозный и лживый кинорежиссер берет с собой на корабль блондинку. Она – единственная женщина на борту. Корабль направляется к острову Черепа. Этого острова нет на картах, потому что оттуда еще никто не возвращался. Первобытные племена, доисторические существа, девочки со спутанными черными волосами и жуткие беззубые старухи воют под проливным дождем.

Блондинку похищают, чтобы принести в жертву Кинг-Конгу. Прежде чем отдать ее огромной обезьяне, ее связывают, а какая-то старуха надевает на нее ожерелье. Других жертв с таким же ожерельем чудовище глотало в мгновение ока, будто канапе на шпажке. У этого Кинг-Конга нет ни члена, ни яиц, ни груди. Ни одна сцена не позволяет приписать ему гендер. Не самец и не самка. Он просто мохнатый и черный. Это травоядное и склонное к созерцанию существо наделено чувством юмора и знает, когда показать свою силу. В фильме нет ни одной эротической сцены между Конгом и блондинкой. Красавица и чудовище приручают друг друга, чувственно нежны друг с другом – но без сексуального подтекста.

Остров населяют существа неопределенного пола: чудовищные гусеницы с липкими, проникающими щупальцами, но влажные и розовые, как половые губы, личинки, похожие на головки членов, которые раскрываются и становятся зубастыми вагинами, откусывающими головы членам экипажа… Другие обращаются к более определенной гендерной иконографии, но принадлежат, однако же, к области полиморфной сексуальности: мохнатые пауки и серые, одинаковые бронтозавры, напоминающие орду неуклюжих сперматозоидов…

Кинг-Конг служит здесь метафорой сексуальности из эпохи до гендерных различий, введенных политической волей около конца XIX века. Кинг-Конг находится за рамками мужского и женского. Между человеком и животным, взрослым и ребенком, добром и злом, первобытностью и цивилизацией, белым и черным. Это гибрид, предшествующий принудительной бинарности. Остров из этого фильма – это возможность полиморфной и сверхмощной формы сексуальности. Кинематограф же стремится ее захватить, выставить напоказ, извратить, а затем уничтожить.

Когда за женщиной приходит мужчина, ее охватывает нерешительность. Он хочет спасти ее, увезти обратно в город, в гипернормированную гетеросексуальность. Красавица знает, что рядом с Кинг-Конгом она в безопасности. Но еще она знает, что ей придется сойти с его огромной, надежной ладони, отправиться в мир мужчин и справляться там в одиночку. Она решает уйти с тем, кто пришел за ней, кто хочет избавить ее от безопасности и вернуть в город, где ей будут угрожать со всех сторон. Замедленная съемка, крупный план на глаза блондинки: она понимает, что ее просто использовали. Она была всего лишь приманкой для захвата животного. Животной. Она была нужна только для того, чтобы предать свою союзницу, защитницу. То, с чем ее многое связывало. Ее выбор в пользу гетеросексуальности и городской жизни – это решение предать то лохматое и сильное у нее внутри, что хохочет, колотя себя в грудь. То, что царит на этом острове. Что-то должно быть принесено в жертву.

Кинг-Конг посажена на цепь и выставлена на всеобщее обозрение в центре Нью-Йорка. Она должна пугать толпу, но цепи должны быть достаточно прочными, чтобы массы были, в свою очередь, усмирены, как в порнографии. Мы хотим приблизиться, прикоснуться к животному, содрогаться, но не хотим сопутствующего ущерба. А ущерб будет, потому что чудовище сбегает от того, кто его показывает, как в спектакле. Проблема сегодня не в возвращении к сексу и насилию, а, наоборот, в невозможности вернуть те идеи, которые были использованы в спектакле: насилие и секс не приручаются репрезентацией.

В городе Кинг-Конг крушит все на своем пути. Цивилизация, строительство которой мы видели в начале фильма, очень быстро разрушается. Сила, которую люди не захотели ни приручить, ни уважать, ни оставить в покое, слишком велика для города, который она на ходу превращает в лепешку. Совершенно спокойно. Чудовище ищет свою красавицу. Ради сцены, в которой нет эротики, скорее – что-то детское: я возьму тебя в ладонь, и мы будем вместе скользить и кружиться, как в вальсе. И ты будешь смеяться, словно ребенок на волшебной карусели. Здесь нет эротического соблазнения. Но есть очевидная чувственная связь, игра, где сила не устанавливает господства. Кинг-Конг, или предгендерный хаос.