Ремус Лука - Избранное

Если оставался сиротка, Теофил брал его к себе, кормил, одевал, назначал легкую работу: пасти овец или скотину. Конечно, случалось пасти и в непогоду с громом и молнией, под проливными дождями; бывало, что по ночам ударял мороз, выпадал иней, но Обрежэ утешал ребенка, толкуя ему о боге, который испытывает дорогих ему людей. Теофил заботился и о спасении души сиротки, обучая ребенка молитвам, смирению, соблюдению постов, приучал не осквернять рта в святую пятницу, а если и кормил старым салом или прогорклой брынзой, то делал это с болью, ибо не мог грешить, выбрасывать пищу, данную богом. Когда сирота подрастал, Теофил нанимал его в работники за плату, а когда тому приходило время идти в солдаты, отвозил на станцию в своей телеге, положив в сундучок съестного на дорогу, икону и даже немножко денег на расходы. На пасху и рождество он посылал ему калач и кусок сала. Иногда Теофил женил своего работника, одаряя его к свадьбе или телушкой, или супоросой свиньей, и с радостью соглашался быть посаженым отцом. Работник не знал, как и отблагодарить своего благодетеля, и в любую минуту готов был прийти ему на помощь.

Не отказывал Теофил Обрежэ в подаянии и падшим девушкам, и вдовам, и беглецам, которых преследовали власти, уговаривая их подчиниться закону, и тем, кто побывал в тюрьме, читая всем молитву о покаянии, которое вечно поддерживает грешников над пучиною бед.

Чтобы испытать Теофила, господь бог даровал ему огромное богатство, отягчив его судьбу множеством забот и неприятностей, которые всегда сопутствуют имущим, господь бог окружил его врагами и завистниками, которые называли его «разбойником», «ничтожным человечишкой», «хомяком», «дьяволом, обрядившимся в одежду святого», и подобных людей было не так уж мало. Но Теофил молил бога и за них, провозглашая с благочестивым трепетом: «Прости их, господи, ибо они не ведают, что творят».

Не всегда был Обрежэ таким благочестивым. В молодости ему больше нравилось проводить ночи с легкомысленными женщинами, попивая вино. Теперь он сожалел о тех годах, они напоминали ему притчу о человеке, закопавшем свой талант в землю. Ведь и после того, как отец женил его на Февронии, некрасивой, болезненной дочери Кэбуца, Теофил не угомонился, по-прежнему у него были любовницы, по-прежнему он кутил с друзьями.

Хозяйством Февронии и Теофила, которое пополнилось пятнадцатью югарами земли, двумя сотнями овец, четырьмя волами и двумя коровами — приданым невесты, в которое входила вдобавок и городская мебель, и одежда, и барская посуда, и прочие безделушки, — всем этим со знанием дела распоряжался «старик», то есть Павел Обрежэ, отец Теофила. Когда Теофилу исполнилось двадцать три года, Феврония, родив ему Вирджила, умерла. Целых полтора месяца Теофил не выходил из корчмы, и никто не знал, пьет ли он от горя, что потерял жену, или от радости, что она оставила ему богатство и такого слабого ребенка, который даже плакать не мог. Месяца через три умер и Павел. Теофил сделался единственным хозяином пятидесяти югаров лугов, пятисот овец, четырех пар волов, четырех коров, двух просторных домов с садами и огородами и прекрасного виноградника, засаженного лозами только двух сортов: «Тэмыйоасэ» и «Рислинг». Снова на месяц запил Теофил, крича во все горло, что пострижется в монахи, что жить ему теперь незачем. Но в монахи не пошел, а, к удивлению всего села, в один теплый майский день принял крещение от адвентистского проповедника, который погрузил его в воды Муреша. На свои деньги построил Теофил добротный молельный дом, в котором вскоре и сам был провозглашен проповедником. С той поры и началась длинная цепь его благодеяний. Лет через десять он отошел от адвентистов, число которых в селе Поноаре было совсем незначительным, и вернулся в лоно православной церкви. Это было великое событие, ибо возвращалась заблудшая овца. Приехал сам протопоп из Регина, чтобы отслужить молебен, и произнес проповедь, которая потрясла души верующих. Дом, построенный для адвентистских богослужений, Теофил подарил церковной епархии. После того как его освятили, чтобы изгнать из него ересь, в нем поселился поп, а Теофил стал церковным старостой в Поноаре, ревностным блюстителем закона божьего и первым среди вершителей добрых дел. Тогда-то он в глазах людей поднялся выше, чем если бы даже с детских лет был набожен и милосерден. Из доброты евангельской женил он своего сына Вирджила на Флоаре, старшей дочери Макарие Молдована, бедного, многодетного мужика. Это благодеяние каждый толковал по-своему: одни думали, что он пожалел Вирджила, который влюбился в красивую служанку, другие толковали, что он болел душой за судьбу бедной девушки, третьи считали, что из выгоды, выгадывая на плате служанке, которая стала его снохой. Что думал сам Теофил, никто не знал. Вирджил был очень болезненным, жизнь для него была тяжким страданием, а мысль о смерти прибежищем, где он находил покой и умиротворение. Будь у него хоть капелька воли, он положил бы конец дням своим еще в пятнадцать лет. Неизвестно даже, действительно ли он любил Флоарю, или Теофил сам выдумал эту любовь.

— Послушай, Вирджил, сдается мне, что Флоаря тебе нравится? — спросил он как-то вечером сына.

— Ну…

— Если нравится, посватаемся к ней.

— Ну…

— Тогда завтра пойдем к Макарие.

— Как скажешь…

Мысль Теофила шла далеко. Он знал, что Вирджил долго не проживет, сам же он не собирался еще раз жениться. Такому набожному человеку, как он, не годится после двадцатипятилетнего вдовства брать в жены молоденькую девушку, а женщина его возраста вряд ли родит ребенка. Вот и останется его богатство без наследника, рассыплется, разойдется по чужим людям, которые затеют свару, гневя господа бога и теша дьявола.

Флоаря была красивой, здоровой, опрятной девушкой и должна была родить хорошего крепкого ребенка, а он, Теофил, его вырастит, потому как неведомо, увидит ли Вирджил первые шаги своего первенца.

Бог внял голосу Теофила. Не прошло и года, как Флоаря родила мальчика, похожего на нее лицом и здоровьем. Теофил облегченно вздохнул: не очень-то было бы хорошо, если б был он похож на того. Через два года Вирджил умер. Теофил переселил Флоарю вместе с ребенком в новый дом, где Корнел должен был расти под непосредственным наблюдением деда.

После второй мировой войны господь бог, наделивший Теофила богатством, подверг, словно Иова, тяжким испытаниям. Он не насылал засухи на его поля, не опустошал отары, не уничтожал сады и виноградники огненным дождем: но сначала Теофила зачислили в кулаки и заставили платить государству налоги, потом он вынужден был заключить договоры с работниками и заплатить им за все прошлые годы, вслед за этим ему запретили сдавать в аренду землю исполу, под обработку и разрешили только нанимать поденщиков, которым платить он должен был в соответствии с решением профсоюза. Но господь бог не покинул его и подал благую мысль: пятнадцать югаров самой плодородной земли он еще давно записал на имя внука, в сорок седьмом году записал на него еще пять, а остальные пятнадцать разделил в сорок восьмом между Иосифом Мурэшаном и Иоакимом Пэтру, двумя бедняками, которые доводились ему свойственниками и кумовьями. Продал волов, коров, продал и овец, не оставив ни плугов, ни повозок, ни хомутов, ни упряжи; что не сумел продать — роздал родственникам. Когда продавать было больше нечего, он широко перекрестился и произнес: «Бог дал, бог и взял, да будет благословенно имя божие». И стал жить, заботясь только о спасении своей души и отстранившись от всех мирских дел.