Андрей Ткачев - «Возвращение в Рай» и другие рассказы

Если труд прекращается, природа быстро возвращается туда, где недавно царствовала цивилизация, — вспомним, как в мультфильме про Маугли бандерлоги скачут по развалинам древнего города в глубине джунглей. Смолкает детский смех, затихают голоса жениха и невесты, прекращается звук мелющего жернова. Дикие вьющиеся растения оплетают статуи с отбитыми носами и руками, филин кричит по ночам из бывших царских покоев. Травой зарастают дороги, мягкая зелень неведомой силой пробивает насквозь бетон и асфальт. Очаги погасли, и алтари покрыты многолетним слоем опавшей листвы. Таковы города-призраки, смотрящие в чисто поле глазницами выбитых окон. Таковы умершие цивилизации, чьи руины стали прибежищем для дикого зверя и летучих мышей.

Какие-то цивилизации зачахли от опустошительных войн. Какие-то — от неизвестных болезней. Но сегодня невооруженный глаз наблюдает за тем, как распадаются и умирают цивилизации не от чего иного, как только от человеческого неумения думать и слепого эгоизма каждого отдельно взятого гражданина.

Что влечет человека прочь с насиженного места? Во времена испытаний — война, голод, опасность. Однако и в пору мира и благоденствия миллионы людей пересекают земной шар, влекомые надеждой на лучшую жизнь. От чего же мы бежим — и чего ищем?

Множество людей, как утверждают опросы, хотели бы покинуть родную страну и уехать туда, где лучше. В точном соответствии с пословицей, первая часть которой утверждает, что рыба ищет, где глубже, люди массово стремятся покинуть если и не страну, то насиженное место. Сельские жители перебираются в города, жители провинции — в крупные центры, ну а жители столицы — те вообще нуждаются в семи воротах с надписью Аrrival. Ворот же с надписью Departure им хватит и одних.

Это вовсе не красноречивое свидетельство неправильности нашей жизни или общей отсталости, как кому-то кажется. С некоторых пор кочевые настроения стали характерным признаком жизни вообще, а не только нашей жизни. Вернее, кочевые настроения подкрепились техническими новшествами в части реализации.

Огромные массы людей оторваны, откреплены от земли. Их не держит ни привычный быт, ни оседлый уклад, предполагающий работу на земле и питание от нее, ни дорогие могилы и наследственный очаг. Человек в принципе стал легким на подъем. Родных святынь нет или почти нет, тишина скорее пугает, чем манит, смыслом жизни стал поиск удовольствий, предметы первой необходимости доступны и недолговечны, и деньги не оттягивают карман, но странным образом хранятся на карточке. Если ты человек молодой и тебя не отягощает груз семейной ответственности, если ты энергичен и полон замыслов, пусть даже самых копеечных, то ничто не удержит тебя от странствия в любую из четырех сторон света. Копеечными я здесь называю, к примеру, слова «Я хочу учиться на Западе». Те, кто действительно хочет учиться, учится до изнеможения уже здесь (благо, это возможно), а Запад сам ищет эти светлые головы и приглашает к себе. Многие же лодыри и знатоки новостей шоу-бизнеса тоскуют по совершенно другим занятиям. Ни читать книги, ни слушать лекции, ни настырно вдумываться в научную проблематику они терпеть не могут, но прикрывают благородными именами подлинную мотивацию, которую даже по нынешним временам озвучивать неприлично.

Итак, мигрирует или мечтает о перемене мест часто именно молодежь, если, конечно, нет войны, которая снимает с места и превращает в странников всех без разбору.

Если нет никакой серьезной беды, делающей людей беженцами, мечта о миграции зиждется на двух вещах, из которых одна — убеждение, а другая — иллюзия. Убеждение заключается в том, что «жизнь здесь —…» (выберите сами название, лишь бы оно означало «плохая»), А иллюзия состоит в том, что «там несравнимо лучше» или «просто прекрасно». Здесь речь уже не о молодежи, а людях как таковых.

Это не сегодняшнее новшество. Оно распространено не только среди зрителей МТУ, идейных или стихийных космополитов еtс. Такие мысли жили всегда и будут жить всегда в человеке, который утратил рай, живет в одном шаге от адской пропасти, но ни смутной генетической памяти о рае не осознает, ни ада, по причине духовной незрячести, не видит.

Словами о том, что «мы уедем, и там все будет по-другому», наводнена вся литература и весь кинематограф. Хорошая, надо сказать, литература и недурственный кинематограф. Такой, где зрителей хотя бы не пугают ожившим трупом и не смешат видом чужих трусов.

Грусть чеховских пьес в немалой степени состоит из того, что привычный мир рушится на глазах и хочется куда-то уехать, чтобы все начать заново. И «так грустно играет военный оркестр в саду», и «мы заживем, заживем, и увидим небо в алмазах. Мы услышим ангелов, мы отдохнем», и «поезд уже пришел. Пора. Но ведь ты приедешь за мной? Нет, это я к тебе приеду. Мы обязательно встретимся и будем счастливы».

И пока на одной стороне Земли она кутается в шаль, а он хмурится и жадно курит папиросу, пока оба в сумерках слушают соловья, на другой стороне Земли восходит огромное солнце, и она говорит ему по-английски: «Милый, уедем. Уедем куда угодно: в Европу, на какой-нибудь остров в Тихом океане, чтобы были только ты и я. Прочь отсюда, от этих небоскребов и суеты, от каменных джунглей. Начнем жизнь заново».

Всем хочется жить хорошо, и всем кажется, что для этого надо куда-то уехать. Из Парижа — в Нью-Йорк, из Нью-Йорка — в Тибет, из Тибета — в Лондон, из Петербурга — в Ниццу, из Ясной Поляны — на станцию Астапово.

А между тем везде в мире продаются носовые платки. И это значит, что все люди плачут и надо чем-то вытирать слезы и во что-то сморкаться. Еще везде есть тюрьмы и кладбища, то есть знаки присутствия смерти, насилия и несправедливости. Й, раз уж мы вспомнили о тюрьмах, вспомним и о том, что именно за тюремными стенами живут самые жаркие надежды на изменение жизни после освобождения. О том, как трудно даются и далеко не у всех получаются эти изменения, нужно говорить отдельно. Пока лишь стоит подчеркнуть: мечта о лучшей жизни — постоянная жительница тюремных камер. Вместе с надеждой, той, что умирает последней, эта мечта держит на плаву множество обездоленных людей и дает им силы терпеть и ждать.

Так не в тюрьме ли мы живем, раз так страстно желаем вырваться, освободиться, начать жить заново, но только на новом месте? Не в тюрьме ли живет большинство жителей земли, желающих освободиться бегством в далекие края от жизненных неудач, долгов, ошибок, нищеты, кошмарных воспоминаний?

На этом старом, как мир, психологическом явлении, как на дрожжах, выросли Соединенные Штаты. «Сияющий город на холме», страна равных возможностей, соперничая с Христом, стала говорить: «Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные». И были годы, когда французами подаренная статуя в нью-йоркской бухте встречала в день десятки пароходов, битком набитых людьми, начинающими новую жизнь. Люди и сейчас прибывают, только воздушными воротами по гринкарте или пешком через мексиканскую Гранину. Сияющий город на холме давно превратился в империю, которой, чтобы сохранить власть, нужно воевать «за демократию» во всех частях мира…