Евгения Батурина - Выход А [litres]

Еще больше мне понравилось на другом собеседовании. Мрачная женщина, завернутая в пуховый платок, сказала:

– Вы у меня сегодня шестнадцатая. Я жутко есть хочу. Все равно нас скоро закроют, вам оно надо?

И больше ни одного вопроса не задала.

Главный редактор одного амбициозного портала для родителей написал мне длинное и очень теплое письмо с большими буквами. Заканчивалось оно такими словами: «Поймите, Антонина, я сам Вас читаю, а Ваш пост про Попугая считаю Гениальным. Но на Нашем сайте могут работать только Лучшие! С приветом, Олег».

Олег с приветом заставил меня поплакать, признаюсь. А сестру Ж. – отменить очередной театр с Борей. Они к тому времени уже посетили МХТ, «Мастерскую Фоменко», «Гоголь-центр» и две оперы в Большом. Вместо третьей оперы Жозефина слушала мои завывания: «У Олега на сайте работают лучшие, а я работаю на Пеленгас! И сегодня сочинила пять тысяч знаков про увеличение пениса. Мужчины столько о нем не сочиняют!»

Жозефина Геннадьевна шумно сопела – сочувствовала. А потом, как бы в продолжение темы, сказала: «А я не могу с Борей спать, и мне стыдно».

У меня даже слезы высохли:

– Почему не можешь? Мм… из-за Дарьи?

– Да нет, при чем тут Дарья, – отмахнулась Жозефина, под Дарьей подразумевая всех женщин мира. – Просто Боря очень хороший.

А, понятно. С хорошими сестра Ж. спать не может. Это у нас семейное.

– Мы после прошлой оперы поехали ко мне на Шаболовку. Ясно, в общем, зачем. И я была готова. Заранее испекла пирог с рыбой. Боря, конечно, по дороге из театра еще где-то устриц купил и шампанского, он с пустыми руками ходит разве что в душ. Ну вот, приехали. Шампанское выпили, устриц съели. Он ко мне наклоняется – и тут я понимаю, что сейчас нужно будет с ним целоваться. Губами. А я не могу! Никак и ни за что! Меня даже не секс испугал, а именно поцелуи. Очень это, знаешь ли, личное.

– Знаю, – подтвердила я. – И что в итоге?

– И ничего. Он все понял. Остаток вечера мы ели пирог с рыбой и говорили о детстве. А потом спали в обнимку, как друзья. Пирог отличный получился, мой фирменный.

– У тебя все пироги фирменные, – похвалила я сестру.

– Ну да, – грустно сказала Ж. – Я же химик по образованию. Понимаю, что и как смешивать. А с Борей вот химии не получилось…

– И все равно он снова повел тебя в оперу! – сказала я, страшно в тот момент обожая Борю.

– Да. Говорю же – он хороший. И нам с ним хорошо. Если не надо целоваться.

Тогда я рассказала Жозефине о Гоше и Антоне. До этого полтора месяца умудрялась не проболтаться, а тут все выложила.

– Н-да, – воодушевилась сестра Ж. – Ты у нас, значит, тоже женщина коварная. И что твой Антон теперь? И что Гоша? Боря мне ничего не говорит. Точнее, говорит, что Гоша в отъезде, без подробностей.

– Гоша в отъезде, да. В перманентном. Сначала уехал с дочкой куда-то, вероятно, на Кипр, потом один – в Воронеж, к своей маме. Сейчас он то ли в Лондоне, то ли в Нижнем Новгороде. И я все это от Кузи узнаю в основном. А за Таней Дора Иосифовна приходит.

– Не пишет тебе Гоша, – то ли спросила, то ли заявила Жозефина Геннадьевна.

– Пишет иногда. Очень мало и странно. «Нашел классный отзыв посетителя кофейни: “Отличный кофе. Как будто ты и не в Воронеже!”» Что это значит?

– Наверное, он и сам не решил, – пожала плечами Жозефина.

– Ну да. Я однажды позвала в гости. Он сказал: «Что-нибудь придумаем, когда буду в Москве». И с тех пор в Москве принципиально не бывает. Да я его уже и помню-то плохо. Пытаюсь представить лицо – и не могу.

Мы с Жозефиной помолчали – каждая о своем жителе дома на Мантулинской улице.

– А Антон? – спросила она наконец.

– Антон ко мне как раз приезжал, – призналась я, и тут Жозефина взглянула на меня с капелькой осуждения. – Пару раз. Три раза. Когда мама Кузю к себе забирала. Не смотри на меня так, мы его книгу обсуждали. В том числе.

– А теперь?

– У мамы много работы, она занята в выходные. А при Кузе… нельзя обсуждать книгу.

Когда Антон последний раз остался ночевать, это было немного похоже на историческую реконструкцию. Мы будто усилием воли воссоздавали былую страсть, работали над отношениями, которые закончились в прошлом веке. Антон к тому же сбрил бороду и сразу помолодел на десять лет. Закрыв за ним дверь, я испытала облегчение и вприпрыжку побежала мыть посуду.

– Завтра зима, – сказала я сестре Ж. – Помнишь, ты обещала мне, что осенью начнется новая прекрасная жизнь?

– Ну? – переспросила Жозефина и ссутулилась больше обычного.

– Новая все-таки началась. Прекрасную оставим за скобками. Наобещай мне, пожалуйста, чего-нибудь на зиму.

– Это еще зачем? – сказала Ж. с досадой. Она не хотела отвечать за мое будущее.

– Мне важно чего-то ждать, – призналась я.

– А если не дождешься? – отпиралась сестра.

– Ничего, менять планы несложно. Сложно жить без планов. Ну, прогнозируй, я слушаю!

Жозефина подумала немного, прокашлялась и возвестила самым низким из своих голосов:

– Нормальная у тебя будет зима. Живенькая.

Первый день зимы я провела на кладбище.

Я всего лишь хотела заплатить тете Свете, Майкиной маме, за Нехорошую квартиру – мы договаривались, что буду переводить ей деньги в первый день каждого месяца. Но в этот раз они почему-то вернулись мне на счет. И я ей позвонила, чтобы разобраться в финансовых вопросах.

– Тонечка, ребенок, ты помнишь! – обрадовалась тетя Света.

Я и не знала, что квартплата для нее так важна.

– Конечно, тетя Свет. Как иначе.

– Слушай, а может, ты тогда со мной съездишь? Славке будет приятно.

Так, Славка – ее умерший муж. Наверное, надо связаться с Майкой и попросить ее внимательнее мониторить состояние матери.

– Давайте съезжу, конечно! – сказала я вслух. – Где встретимся?

– Прямо на месте, у входа. Ты же была на похоронах? – Ага, значит, она их помнит, уже легче. – А вообще лучше я тебя сама отвезу на кладбище! Заеду через полчаса, если ты дома.

– Я дома, – уверила я. – Притворяюсь больной.

Мы с сестрой Ж. в последний день осени выпили две бутылки мерло за живенькую зиму. От красного вина у меня всегда болит голова, так что с утра пришлось взять отгул за свой счет и выслушать напоминания Пеленгас об испытательном сроке, который я могу и не пройти. В общем, к поездке на кладбище я была готова как никогда.

Тетя Света приехала минут через пятнадцать, когда моя таблетка от головной боли еще не начала действовать, а сама я бегала в домашних штанах и искала рабочие – то есть уличные.

– Как у тебя уютно! – начала восхищаться тетя Света. Она ни разу не была в Нехорошей квартире с того дня, как сдала мне ее. – Здесь как будто светлее стало. И шторы на кухне какие интересные! Умничка!